Венгерская рапсодия - Кэй Джейби Страница 22

– Знаешь, Арти, я вижу, что мы не совсем ладим. Но я правда была бы рада, если б мы смогли быть друзьями. И если я что-то могу для этого сделать, то сделаю. Одно твое слово, и я сделаю, – он ответил:

– Я не хочу, чтобы мы были друзьями. Я считаю тебя вульгарной, ясно? Иногда мне с трудом верится, что ты вообще можешь такое говорить.

Разумеется, я догадывалась, что дело было в этом. Но суть такова: в момент, когда он это произносит, я понимаю, что совершенно об этом не подозревала. Я думала об этом отвлеченно, немного параноидально, а когда это сказано вслух, когда он сам мне об этом сказал, я понятия не имею, что делать.

Думаю, то, как я себя почувствовала, можно назвать шоком. Было похоже на шок. А когда он проходит, на его место приходит что-то другое, что-то ужасное, я и не знала, что такое таится во мне, ох, я не хочу этого делать. Я знаю, оно на подходе, но даже так – нет, нет.

Я не заплачу. Я не расстроена, потому что Арти Картер – ничтожество. То есть, боже ты мой, мне это и раньше было известно. Это не новость, которая должна меня удивить. И уж тем более удивление не должно возрастать по мере того, как он говорит. Лицо практически ничего не выражает. Он своим противным взглядом уже что-то прожег – там, в лесу.

– Разве нормальный человек такое скажет? Телефонная книга между ног, черт возьми! Я не ненавижу тебя, ты мне отвратительна.

Ладно, допустим, – глаза уже жжет. Нет смысла это отрицать, потому что в следующую секунду я могу почувствовать на лице уже не теплую воду джакузи. Слеза уже скатывается по моей щеке, словно Арти Картер и правда может так меня задеть – но раз так, почему бы ему этого не делать?

Он сказал самую жестокую вещь, которую я когда-либо слышала, и в выборе тона он не был сдержан – словно он пытался сжечь меня заживо.

Вероятно, мне нечего стыдиться, я так расстроилась. Это нормально.

Абсолютно ненормально, как он был шокирован, когда я глупо всхлипнула и постаралась выскочить из джакузи. Я уже почти ничего не вижу от слез, изо всех сил стараюсь не смотреть на него, не доставить ему удовольствия видеть мою минутную слабость, но я все равно замечаю, что он аж рот раскрыл.

Вижу, как из его взгляда пропала вся ярость, испарилась в секунду.

Хотя это в какой-то степени должно было меня обрадовать, этого не произошло. Да, вероятно, это и невозможно, потому что этой радости пришлось бы преодолеть все отвращение, которое он только что на меня излил, и одного выражения лица было недостаточно. Если задуматься, это выражение могло обозначать все, что угодно.

Так же, как и его слова:

– Боже мой, ты плачешь?

Может, он вообще издевается надо мной. Я рыдаю, а он такой: «Ха-ха-ха, она расстроена! Только посмотрите на нее, как ребенок малый!» — Хотя соглашусь, что сложно отстаивать эту точку зрения, когда тебя так хватают за плечи.

– Мэллори, подожди, пожалуйста, послушай. Подожди, дай объяснить… позволь мне с тобой поговорить, всего минуту.

Я могла произнести только невнятное подобие нет и повторять его снова и снова. В этом подобии, казалось, было много гласных, и абсолютно ничего внятного. Как будто кусок мягкого пластилина, и сомневаюсь, чтобы делу помогли мои дергания и жалкие попытки вырваться, к которым я прибегла после. Мне пришлось, потому что, схватив меня за руку, он решил пойти дальше.

Он схватил все остальное. Возможно, это не вполне точно описывает то, что он сделал, потому как в действительности он положил огромную ручищу мне на талию и потащил обратно в воду. И это идет вразрез со всеми моими представлениями о нем, это шокирует… после того, как я называла его отвратительным… в течение довольно долгого времени я не понимала, что мне делать.

Думаю, подрейфую еще в горячей водичке, стараясь выскользнуть из этих тисков. Но в том-то и проблема: он просто невероятно силен. Как будто я гантеля, и он со мной тренироваться собрался, или раздавить, и, хотя я этого не хотела, мое подсознание постоянно напоминало мне, какой он большой.

Его рост 196 см, и на этом дело не кончается. Может, он собирается утопить тебя в горячем джакузи за преступления против морали. Присяжные никогда его не осудят, потому что ты говорила про вагины, и теперь он имеет полное право.

– Черт возьми, Арти, пусти меня, – говорю я, но он не пускает, не пускает.

И потом, не понимаю, как это случилось, мы с ним боремся и плескаемся в пузырях воды, переплетаясь руками и ногами, все более безумно, пока… пока…

Мы оба остановились, в один миг. Я этого не хотела. Большая часть меня хочет продолжать пытаться выбраться, но как только я это почувствовала, я стала не способна даже на самые слабые попытки, и мне не показалось… Что до него… он перешел от жесткой хватки к какому-то временному параличу.

Я едва заметно повернула голову, чтобы посмотреть, отражаются ли какие-нибудь эмоции на его лице. Нет, никаких. Он просто бледный, настолько, что я бы предположила, что он мертв, если б по его щекам не разливался румянец.

И если б я не знала, что это такое твердое в меня уперлось.

У него эрекция. Боже мой, у него эрекция. Я чувствую ее бедром, такую сильную и такую очевидную, тут и думать нечего. Вот он, прямо здесь, как вытянутый палец.

Арти возбужден. Мое барахтанье, или мои слова, или черт знает что его возбудило, и теперь его большой твердый член словно приклеился к моему бедру.

– Ну ладно, – начинаю я, хотя и не знаю, с чего именно стоит начать.

Я практически благодарна, что он меня перебивает, потому что одному Богу известно, как мне закончить предложение. Может: «… я думала, что ты какой-нибудь евнух?» Или: «… мне не верится, что у тебя вообще может встать».

Просто не знаю, да и он – вряд ли.

– Пожалуйста, не говори ничего, – произносит он, неожиданно для меня, это звучит абсолютно беззлобно.

В его голосе вообще не слышится злость, скорее обида. И хотя это сложно понять, я представляю еще куда более странные вещи, словно мы лежим в морской пене.

Я практически лежу на спине, на небольших пластмассовых стульях под водой. А он – почти на мне, его ноги – между моими, его могучая грудь придавила мою. Моя рука лежит на нем, не понимаю, как она там оказалась, и в следующий момент осознаю, что он тоже удерживает меня одной рукой.

У нас получилось что-то вроде неловких объятий. Мы продолжали бороться и сопротивляться до тех пор, пока наши тела не оказались в одном очень знакомом положении, и чем дольше стоит тишина, тем это становится очевиднее.

Его огромная рука крепко удерживает мою хрупкую спину. Мужчины так делают, когда… ну, вы знаете. Когда они хотят войти в тебя поглубже. И я что-то чувствую в нем: некоторое напряжение, вибрации во всем теле. Словно мы наслаждались прекрасным сексом и я вдруг попросила его остановиться.