Дитя феникса 2 - Барбара Эрскин Страница 22

Он услышал свой собственный стон и почувствовал на лбу что-то мягкое и прохладное, – это ему на лоб положили смоченный в воде платок. Надо сделать над собой усилие и подняться, подумал он. Надо показаться людям. Но где они? Он со стоном попытался поднять голову, но его голова снова бессильно упала на подушки. Святые мощи! Он захворал! Что это с ним? Съел какую-то отраву или у него что-то с головой? И отчего она так болит? Он в жизни никогда не болел. И на этот раз биться ему не пришлось. Его поход завершился удачно, был заключен мир. Александр закрыл глаза. Боль не проходила.

– Сир, – услышал он совсем рядом чей-то голос. – Сир, вы меня слышите?

«Конечно, слышу, – думал он. – Неужели этот глупец не видит?»

Король постарался открыть глаза, но на него навалилась такая усталость, что они не открывались.

– Сир. – Снова тот же голос, настойчивый, надоедливый, он мешал ему спать. – Сир, мы отвезем вас на берег, на остров Керреру.

Король беспокойно зашевелил головой:

– Не стоит.

Ему казалось, что он произнес это громко. Александр сам еще раньше велел доставить его на берег, даже настоятельно этого потребовал. Но ведь тогда он был здоров, проклятая болезнь еще не овладела им. Он еще мог говорить.

Опустившись рядом с ним на колени, два старших кормчих его флотилии обменялись грустными взглядами. Один из них скомандовал, чтобы принесли носилки, сделанные из паруса.

Два дня король лежал, подкошенный недугом, на острове Керрера, в заливе Обан. На третий день жар спал, и он открыл глаза.

– Элейн? – Он ясно видел ее перед собой. Она сидела у окна, ее волосы блестели на солнце. Она улыбалась. Как она сердилась, когда он нарочно, чтобы поддразнить ее, вылавливал серебряные волоски в ее золотисто-каштановых локонах! Он был рад, что она вернулась в Шотландию. Он так скучал по ней, когда она уехала, словно лишился части самого себя.

– Элейн? – снова позвал ее король, но она не слышала. Его любимая сидела и смотрела в окно, на запад. Он видел красный закат за ее спиной. Силуэт ее четко вырисовывался на фоне пламенеющего неба, и ее волосы как будто вырастали из огня. Дитя феникса, дитя огня. «Почему она не идет ко мне? – думал он. – Я жду тебя, я хочу тебя. Почему ты не целуешь меня?» Он попытался протянуть к ней руку.

У его ложа на коленях стоял священник, губы его шевелите в безмолвной молитве. Вокруг стояли соратники и друзья и смотрели на своего короля. На лицах застыла скорбь. Врач, которого привезли с земли, помотал головой. С заходом солнца король умрет. Ему уже ничем нельзя помочь.

Александр слегка нахмурился. Он старался не потерять ее из виду. Закат угасал, и он уже хуже различал ее черты. Элейн должна хранить их сына, беречь его ради Шотландии. Но почему она не пришла к нему? Так хочется дотронуться до нее… Хорошо, он сам поедет к ней.

Собравшись с последними силами, невероятным напряжением воли Александр заставил себя смотреть на нее, не отрывая глаз, – так было надо, чтобы не потерять ее. Он должен быть с ней, всюду следовать за ней, в огонь – так в огонь, во тьму – так во тьму, к свету…

Когда солнце село и комната погрузилась в темноту, король поднялся и сел, поражаясь тому, как это легко у него поучилось. Он встал, оглянулся на ложе, на котором только что лежал, и нахмурился. Его тело, измученное лихорадкой, все еще лежало там. Вокруг стояли его друзья, не отрывая от него печальных, растерянных глаз.

– Король скончался, милорды, – словно откуда-то издалека послышался голос лекаря. Но он уже удалялся в темноту, туда, куда закатилось солнце, – там ему предстояло отыскать Элейн.

X

Фозерингей. 8 июля 1249

Элейн внезапно проснулась от звука сторожевого рога, когда его отголоски затихли вдалеке, она услышала, как громко стучит ее сердце. Спальные покои были погружены во мрак, она была одна. Домочадцев при ней находилось немого. Женщины спали в других покоях, а Ронвен – вместе со служанками в своей собственной комнате в северной части замка, где была детская. Неста спала там же.

Элейн соскочила с постели и, натянув рубашку, подбежала к окну. Перед ней текла река Нена; здесь она делала большой изгиб. Месяц сверкал в ее водах. Раскинувшиеся за рекой поля, леса и долины в свете молодой луны казались шахматной доской, где черные пятна перемежались со светло-серебристыми. Где-то вдалеке, под монастырскими стенами, перекликались совы, занятые ночной охотой над недавно убранными полями. Чуть ближе пролетали, еле слышно шелестя крыльями, летучие мыши, да снизу доносились обычные ночные шорохи. В остальном все было тихо.

Она была в полудреме, когда почувствовала, что ею овладевает страх. Ужас сковал все ее тело. Она перегнулась через край окна навстречу лунному сиянию. Ночная прохлада дохнула ей в лицо. У нее дрожали руки.

– Александр!

Элейн прошептала его имя, но из темноты ей никто не ответил. Она подошла к столу и открыла ларец, где хранила свои украшения. Там лежал ее феникс. Она взяла его в руки. Цепочка была разорвана. Элейн давно хотела вызвать из Нортгемптона ювелира, но все забывала. Держа подвеску в руках, Элейн рассматривала ее. Даже с незажженными свечами видно было, как в рубиновых глазах феникса играет проникающий в комнату месяц. Она почувствовала, как наполнились слезами ее глаза.

Поцеловав подвеску, Элейн грустно положила ее обратно в ларец. Ее проняла дрожь.

– Александр!

Его имя постоянно звучало у нее в голове. Что-то было неладно… Она сейчас нужна ему, думала Элейн. Быстро накинув на рубашку шелковую шаль, она завернулась в нее. В замке было тихо. Если не было гостей, то спать здесь ложились рано. Последняя гостья, посещавшая их Изабель Брюс, уехала три недели назад. Элейн босиком сбежала вниз по лестнице. Доннет не отставал от хозяйки. Они пересекли нижнюю залу. Там, закутавшись в плащи, вокруг громадного очага с тлеющими углями спали ее слуги, десятка три человек. Похоже было, что ни один из них не слышал, как протрубил сторожевой рог.

Она подбежала к двери и, открыв ее, выглянула во двор – никакого сторожа она там не увидела. Наружные ступени были холодные как лед и мокрые от росы, но она этого не чувствовала. Спустившись во двор, она побежала по скользким булыжникам к Сторожевой башне. В тени под каменной стеной вода во рву казалась черной и застывшей; над ней парила легкая серебристая дымка. Мост надо рвом был поднят, из караульной не доносилось ни звука. Элейн вошла туда, и стражники повскакали на ноги.

– Я слышала, как протрубил рог! – закричала она. – Должно быть, это гонец! Начальник стражи смущенно выступил вперед, расправляя помятый плащ. – Не было никакого сигнала тревоги, миледи. – Он сердито посмотрел на подчиненных. – С тех пор как стемнело, никто на дороге не показывался.

– Но я слышала рог! – Элейн понимала, какое являет собой зрелище – босая, в длинной рубашке, растрепанная. – Значит, мне приснилось, – неуверенно, упавшим голосом произнесла она. Плечи ее поникли, повелительные интонации исчезли. – Извините меня.