Полюби меня снова - Энн Мэйджер Страница 22

Дайана от волнения покрылась испариной, ладони стали мокрыми. Нельзя же быть такой жалкой трусихой, подумала она.

– Росс, мне было нелегко решиться приехать сюда, но я понимала, что должна.

Он стоял в дверях, загораживая проход. Застывшие черты лица выражали откровенную неприязнь. Он видел ее страдающие глаза, но сознательно не замечал.

– Уезжай обратно, – сказал он жестко и потянул на себя дверь. – Позвоню, если…

Когда он, прикрывая дверь, чуть было не столкнул ее с крыльца, самообладание покинуло ее. Возмутившись, она протянула руку, чтобы помешать ему, и коснулась его пальцев. Мгновенно это прикосновение пронзило ее, как электрический разряд, и отозвалось в нем. Он отдернул руку. Оказывается, у Росса к ней нет никакого иммунитета, подумала она, то есть та же самая реакция, что и у нее. Распахнув дверь, она беспрепятственно вошла в дом.

Несмотря на его испепеляющий взгляд, Дайана шестым чувством поняла, что сможет заставить его сменить гнев на милость.

– Росс, пожалуйста, не гони меня! Пожалуйста…

Неожиданно он повернулся и пошел в глубь гостиной.

– Уезжай, Дайана! Не хочу, чтобы ты оставалась, – бросил он, не взглянув на нее.

Росс стоял и смотрел в окно. За огромными – от пола до потолка – окнами виднелась лагуна. Берег и темно-бурая вода у края были сплошь покрыты водяными гиацинтами. Делая вид, что любуется пейзажем, он не мог оторвать взгляда от ее лица, отраженного в оконном стекле.

Она пошла было к нему, но остановилась в нескольких шагах поодаль. День угасал. В комнату заползали тени. Когда он обернулся, ее лицо, освещенное янтарным отблеском заката, приглушенного кронами сосен, показалось ему особенно красивым. Шелковая блузка, не застегнутая у ворота, облегала высокую грудь, как бы особо подчеркивая ее упругость перед взыскательным мужским взором. Черные волосы казались еще чернее, потому что ее лицо побледнело от волнения. Он вспомнил тот день, когда она впервые переступила порог этого дома, и первую их ночь, когда они любили друг друга в этой комнате. Зачем она вернулась сюда, если ее присутствие в этом доме для него пытка?

Такая милая, женственная, более прелестная, чем была, думал он. Хотелось обнять ее, прижать к себе. Желание возникло в нем с прежней силой, пронзив его сладкой болью, однако он понимал, что должен заставить ее уехать, чего бы это ему ни стоило. Он просто презирал себя за минутную слабость.

Увидев в ее глазах растерянность, Росс вспомнил ее первый визит сюда. Тогда ее поразил лес и этот дом. Он не мог понять ее, а она не могла объяснить, в чем дело. Даже тогда, в самом начале, он и она как бы разговаривали на разных языках. Ей, должно быть, нужны были деньги, положение в обществе, а ему – только она. Не понимала, может быть, что чувства, притягивавшие их друг к другу, были в то время важнее всего. Не знала, наверно, как приятно коснуться руки, заглянуть в любимые глаза. Он хотел, чтобы она ценила это, но, видимо, не сумел объяснить. И то, что сейчас она выглядела такой потерянной, вызывало в нем желание защитить, оградить от всего, что причиняло ей боль. Стараясь побороть это сострадание к ней, он бередил старую рану, чтобы возникшая боль заглушила желание обнимать, целовать, ласкать ее.

– Росс, не могу я оставить тебя одного в такую трудную минуту. Я постараюсь, чтобы мое пребывание принесло хоть какую-то пользу. Для начала пойду и сварю кофе! – Она улыбнулась, тщетно желая казаться храброй, и пошла на кухню.

Он молча смотрел, как она подошла к решетчатым дверям, выкрашенным коричневой краской, толкнула створки и исчезала за ними. Какая киска, подумал вдруг он, такая ласковая, такая мурлыка. Но с ним эти кошачьи уловки не пройдут! Может, кто другой и лапки кверху, только не он! Он-то ее хорошо знает!

Росс ходил из угла в угол, меряя шагами гостиную. Солнце уже зашло, в комнату проникли сумерки, и в полумраке черты его лица стали еще более резкими. Он был погружен в свои переживания и не сразу обратил внимание на то, что она громыхает на кухне кастрюлями, сковородками, которые он пихал куда ни попадя. А потом раздался ужасающий грохот. Вероятно, открыла шкаф, решил он, и оттуда все повалилось на кафельный пол. Он направился было на кухню, но остановился, с трудом подавляя желание схватить ее и выставить за дверь. Ничего не поделаешь, подумал он, все-таки она его жена и мать Эдэма!

Провел рукой по волосам. Явилась не запылилась! Мало того, что по ночам ее милое личико не дает покоя – только закроет глаза, сразу тут как тут, так еще и во сне нежный голосок журчит не переставая: «Ты убил ее, Росс… Ты убил ее…»

Жестокая! Как только язык повернулся сказать такое? Он души не чаял в девочке, милой нежной Тэми, его дочке… Да как она могла?! Ни один нормальный мужик не любит так свою жену, как он любил Дайану. А когда оставила его, он страдал сильнее, чем когда потерял дорогую Тэми. Он виноват в смерти ребенка, видите ли… Всадила нож в сердце, да еще повернула пару раз. Ушла и не оглянулась! Ни разу не позвонила, ни разу не дала понять, что помнит его, что он не пустое место, пока два месяца назад сам не разыскал ее в Хьюстоне. В тот же миг, как увидел ее, понял, что пропал, ненавидел себя, но потянулся к ней, как голодный к ломтю хлеба.

Сразила наповал, когда сказала, что все еще любит его. Он сразу почувствовал: она хочет, ждет, чтобы он вернулся. Но почему? Чем вызван ее порыв? Может, сгладилась боль утраты, может, пережив смерть Тэми, вспомнила про любовь? Возможно, раскаяние за содеянное толкнуло к нему в объятия? Может быть, поняла, что богатство и светская суетность не главное? Ах, да какое ему до всего этого дело! Все кончено. Разумеется, ничего, кроме счастья, он ей не желает, но он намерен жить без этой женщины, которая оставила его, уехала, причинив такие страдания.

Росс отчетливо помнил ту ночь, хотя прошло уже три года. Готов был просить любви, как нищий подаяния. Почему? Плакал… О Господи! Обдала холодом, ушла, заперлась в спальне. Хотел, чтобы утешила, облегчила боль, а что получил взамен? Будто и не человек вовсе… Да если бы он не был в отчаянии, разве ворвался бы тогда в спальню? А она? Забилась в угол, будто он насильник. А выражение лица? Он до сих пор помнит ужас, плескавшийся в ее глазах. Однако он обнимал, целовал ее. А она? Она была холодна. Ничто не дрогнуло в ней в тот момент, когда ему так нужна была ее ласка.

В час, тяжелейший для него, оттолкнула, отвернулась. И все же, и все же… если бы тогда вернулась, он бы ее простил, он бы все забыл. Разве он не понимает, что, потеряв ребенка, она была не в себе? Понимает… Но почему целых три года ни разу не дала почувствовать, что он ей нужен? Нет, не может он сейчас поверить в искренность ее чувств.

В самом начале их отношений Дайана ставила его в тупик многими своими странностями, но их любовь заставляла его идти на компромисс. В ту ночь, три года назад, он понял, что теряет ее. Знал уже и то, что будет лучше для обоих, если расстанутся. С каждым днем трещина, расколовшая их чувства на две половины, становилась все более ощутимой. Он твердо решил, что нужно забыть ее, что к прошлому возврата нет, однако, несмотря на принятое решение, она была единственной женщиной, которую он желал. Три года одиночества – три года невыносимых страданий; он не хотел, просто боялся опять пережить то, что было, если вновь упадет к ее ногам. Господи, да он ни разу не подумал о том, чтобы с ней развестись!