Дрессировщик. Приручение - Ольга Николаева Страница 22

- Я не понял. — Это все, что Игорь мог выдавить из себя. Единственная цензурная фраза, пришедшая в голову при виде девчонки. С трудом держал в себе все, что хотело вылететь. Только привычка — сначала подумать, потом сказать — помогла не обматерить ее, не скупясь на эпитеты.

Лицо девчонки, полыхнувшее ярким румянцем, рассказало обо всем сразу. И о том, на что она надеялась, и о том, как разочаровалась его реакцией. А у Суворова и в планах не было ее очаровывать. Хотелось надавать по заднице, отчехвостить как следует, да запереть на неделю, оставив на воде с хлебом.

— Это что за б… — Второй заход на разговор сорвался. Брань снова равалась на волю. — У меня в доме бордель открывается? Или ты, наоборот, собралась на работу? Я тебе денег мало даю на содержание, раз ты подхалтуривать решила по вечерам? Или какие-то новые траты появились? Пьешь, куришь, колешься?! — Его гнев, кажется, нарастал с каждым словом, грозя разорвать изнутри, цепляя осколками всех окружающих. Большого труда стоило удержать его в себе, не показывая ничего интонацией. Только металла добавлял в каждой новой фразе.

— Нет… — Проблеяла чуть слышно, а паника у Жени явно нарастала.

— Что "нет"?! Я несколько вариантов озвучил. Какой из них "нет", а какой "да"?

— Все.

— Что "все"?! Мать твою, Евгения, куда ты всю смелость-то потеряла? Вырядиться шлюхой у тебя хватило наглости. А отвечать за это — все, в кусты, сдулась? — Он даже поморщился, такое отвращение вызывали и этот пошлый цвет одежды, и дурно подобранная помада, и то, как девчонка безуспешно пыталась натянуть короткий подол на свои коленки… — Лолита, мать твою, хренова. Ты чего добиваешься? Думаешь, ноги от ушей выросли, так их надо во всю длину демонстрировать, всем подряд?

С каждым новым вопросом девчонка вздрагивала, вжимая голову в плечи, казалось, она стремится врасти в кресло, слиться с ним. Но шансов на это не было: алый цвет в темную зелень превращаться не способен. Отвечать на гневные вопросы Суворова Женя, видимо, была не готова. Слишком много сил тратила на попытку спрятаться. И слишком затравленной показалась. И это было еще хуже, чем сама выходка с новым имиджем.

Много минут прошло, прежде чем Игорь смог успокоиться и сесть прямо напротив девчонки, готовый разговаривать, не взрываясь заново и не морщась от ее вида, как от зубной боли. Он долго мерил зимний сад шагами, ругаясь про себя, сквозь зубы, растирая лицо руками.

Ведь ничто не предвещало беды. В последнее время, Женя постоянно доказывала свое благоразумие, радовала успехами — и в школе, и в спорте, и в работе с репетиторами. С друзьями начала общаться, ходить на какие-то встречи, в кино, даже в клубы выбиралась иногда. Ее редкие взбрыки он даже не брал во внимание — подросток без выходок более странен, чем шальной и неуправляемый подросток. И вот — сюрприз, способный перечеркнуть все старания, свести их к нулю.

— Жень, готова разговаривать? Или все еще сама в шоке от своего шоу? — Решил для себя, что отправить на панель девчонку всегда успеется, но слишком жалко будет потраченных времени и сил. Нужно попытаться, хотя бы, выяснить, в чем дело.

— Готова. — Хриплый, еле слышный шепот. Хорошо, что без слез. Их он точно не смог бы выдержать.

— Ну, говори тогда. Я слушаю. Постараюсь не перебивать.

— О чем говорить? Я уже поняла, что вам не понравилось. — Глаза прятала. Вскидывала коротко и тут же опускала вниз, занавешивая челкой. Сама невинность, если не рассматривать.

— А ты поняла, чем именно я недоволен?

— Нет. — Вот это прозвучало твердо и уверенно. И посмотрела — прямо. С вызовом. Только этим заставляя вспыхнуть гнев, с таким трудом погашенный. — Не поняла, почему я не имею права быть красивой в вашем доме. Вам же нравятся красивые вещи, лошади, собаки, дома, машины! Почему красивые женщины вам не нравятся, за что сразу обзываться, такими словами нехорошими?

И столько вызова было в этих словах, столько уверенности… Суворову стало нехорошо. Физически и фактически — не хватило воздуха. Он набирал его в грудь, силясь выдохнуть и что-то ответить девушке. Понимал — недостаточно. Сейчас полетят не слова, а жесточайший, отборнейший мат. Снова вдыхал — и снова без толку. Только зубами скрежетал.

Потом осенила идея. Вскочил сам, схватил ее за руку, сдергивая с кресла.

— Пойдем! Давай, быстрее!

Женя попробовала упереться, но получалось плохо — ноги в одних лишь тонких чулках (точно, что не в колготках — он успел рассмотреть резинку) скользили по плитке пола, нисколько не тормозили.

— Куда, Игорь… Дмитриевич?! — И отчество, вдруг, вспомнила. Он лишь зло усмехнулся этому.

— Туда. Покажу тебе красоту, раз ты сама не понимаешь ни хрена!

Он почти бегом дотащил ее до комнаты, отпустил руку всего на минуту — позволил накинуть плащ и обуться в туфли. Слава богу, девушке хватило ума не напяливать никаких шпилек или платформ, она выбрала простые черные балетки. Шпилек, да еще какого-нибудь кричащего цвета, он бы не выдержал. Ни за что.

Напряженно хмурясь, усадил Женю в машину, резко вырулил со двора — тормоза визжали, охранник только успел отскочить от ворот… Девушка рядом помалкивала. Даже дыхание затаила, кажется. И к лучшему — Игорь еще не был готов с нею разговаривать ни о чем. Не вышло бы беседы. А ругань, он прекрасно это понимал, занятие бесполезное — не та ситуация, характер не тот. Да и вообще — орут и кулаками машут лишь слабаки и недоумки, у которых мозгов не хватает, чтобы разобраться по-другому.

В таком вот молчании они проехали минут тридцать, пока не подала голос Женя. Нотки страха звучали слишком явственно, чтобы их не заметить:

— Игорь… Дмитриевич, куда вы меня везете? — Сглотнула. Неуверенно продолжила. — И зачем?