Грусть не для тебя - Эмили Гиффин Страница 22

Конечно, Рейчел и Декс наверняка говорили об этом в последние несколько дней. Мне кажется, Декс был за то, чтобы не сдаваться, а Рейчел — за то, чтобы позвонить.

«Мы вместе праздновали двадцать пять дней ее рождения, — наверное, говорила она. — Я не могу пропустить этот день. Я должна ее поздравить».

Представляю, как Декс ей отвечает: «Но так будет лучше. Знаю, тебе тяжело, но ничего хорошего из этого не получится».

Долго ли они спорили и до чего договорились? Может быть, до ссоры, а может быть, и до серьезного разлада. К несчастью, они не отличаются ни особенным упрямством, ни умением отстаивать свое мнение. И поскольку оба они по натуре конформисты, то скорее всего у них был спокойный, очень тактичный разговор, который закончился тем, что они единогласно решили наконец, что им делать в связи с моим юбилеем.

Одно я знала наверняка: если Декс и Рейчел не захотят меня поздравить в какой угодно форме — нет им прощения. Никогда. Моя ненависть к ним росла еще быстрее, чем размножались фруктовые мушки, которых в предпоследнем классе мы держали в кабинете биологии. Я попыталась вспомнить, что должен был доказать этот эксперимент. Кажется, что-то связанное с цветом глаз. Мне не было нужды уделять этим мелочам много внимания, потому что все лабораторные работы я выполняла в паре с Рейчел. Точнее, всю работу делала она. Я вдруг задумалась о том, какие глаза будут у моего ребенка. Надеюсь, что голубые — или по крайней мере, зеленые, как у меня. Конечно, голубые красивее, особенно у девочек. Вот почему так много песен сочиняют про карие глаза — просто для того, чтобы поднять настроение тем, кому не повезло. Я слушала, как храпит Маркус, и перебирала завитки волос у него на груди.

— М-м-м… — промычал он, притягивая меня к себе.

Меня только что тошнило, и вовсе не хотелось заниматься сексом, но я сдалась. По-моему, это хороший способ встретить свой тридцатый день рождения. Так что после непродолжительного и довольно формального действа я принялась ждать, пока он откроет глаза и поздравит меня. Скажет, что любит меня, что тридцать — это вовсе не так много и что у меня есть еще как минимум шесть лет, прежде чем придется подумать о пластической операции. Десять секунд, пятнадцать, двадцать — мой возлюбленный не произнес ни слова.

— Ты что, уснул? — требовательно спросила я.

— Нет. Я не сплю, — пробухтел он, и веки у него задрожали.

Будильник издал целую серию громких, пронзительных звуков. Маркус дотянулся до него и выключил. Я подождала еще, чувствуя себя совсем как девочка Молли из фильма «Шестнадцать свечек», родители которой забыли про ее день рождения. Конечно, я жду всего пару минут, а Молли пришлось пережить целые сутки пренебрежения, но за последние несколько недель я так измучилась, что минуты теперь казались часами. Плохо уже то, что мой день рождения пришелся на понедельник и что меня дважды вырвало. И вдобавок отец моего ребенка не может выдавить одно-единственное, но зато сердечное поздравление, хотя бы в благодарность за секс.

— Мне плохо, — сказала я, пытаясь привлечь к себе внимание иным способом. — У меня похмелье. Меня дважды стошнило.

Маркус перевернулся на другой бок, спиной ко мне.

— Теперь тебе лучше? — глухо спросил он сквозь подушку.

— Нет, — сказала я. — Хуже.

— М-м… Сочувствую, детка.

Я тяжело вздохнула и сказала как можно более язвительно:

— Поздравляю тебя с днем рождения, Дарси.

Я ожидала, что сейчас он резко вскочит и начнет извиняться. Но Маркус только пробормотал, по-прежнему лежа носом вниз.

— С днем рождения, Дарси. Я как раз собирался это тебе сказать.

— Черта с два ты собирался! Ты все забыл!

— Не забыл… И подарок ты получила, — напомнил он.

Мне было не видно его лица, но могу поклясться, что Маркус ухмылялся.

Я сказала, что это не смешно, и заявила, что собираюсь в душ.

— Ради Бога, — сказала я, — а ты лежи здесь и расслабляйся.

Маркус попытался как-то поднять себя в моих глазах после того, как я вышла из ванной, но средств для этого ему явно недоставало. Разумеется, он не купил мне ни открытки, ни подарка. Не было ни моих любимых булочек с корицей, ни розовых свечек, хотя я говорила ему, что это наша «семейная» традиция, — традиция, которой Декс придерживался на протяжении семи лет. Вместо всего я получила от Маркуса всего лишь несколько «деток» и «дорогуш», а потом он предложил мне соленые палочки, оставшиеся со вчерашнего ужина.

— Вот, — сказал он, — на тот случай, если снова затошнит. Я слышал, что эти штуки творят чудеса.

Интересно, где он это слышал? Неужели от него беременела еще какая-нибудь девушка? Я решила поговорить об этом позже и, вырвав у него печенье, сказала:

— Ты так добр. Честное слово, не стоит. Я просто терпеть не могу всяких шикарных жестов.

— Перестань. Ты получишь подарок вечером, — пообещал Маркус, шлепая голышом в ванную. — А теперь иди поиграй с другими девочками.

— Ну, пока! — Я надела свои любимые туфельки и подошла к двери. — Удачи тебе, когда будешь покупать подарок.

— Почему ты думаешь, что я еще его не купил? — спросил он.

— Потому что я тебя знаю. Ты все делаешь в последнюю минуту. Я хочу хороший подарок. Например, из магазина на 57-й улице.

Когда я приехала на работу, Клэр ждала меня в кабинете с букетом чайных роз и с красиво упакованным подарком.

— С днем рождения, дорогая! — возопила она.

— Ты не забыла! — растрогалась я. — Какие потрясающие розы!

— Конечно, я не забыла, глупышка, — ответила та, ставя круглую вазу с цветами на мой стол. — Как ты себя чувствуешь?

Я взглянула на нее, думая, догадается ли она сама, что у меня похмелье.

— Хорошо. А что?

— Мне просто интересно, ощущаешь ли какую-нибудь разницу, когда тебе исполняется тридцать, — шепнула она. Клэр было двадцать восемь — по крайней мере, еще несколько недель, — так, что она находилась в безопасной зоне и имела целый год в запасе.

— Небольшую, — сказала я. — Хотя это не так уж плохо.

— Ну, когда человек выглядит так же, как ты, что такое для него возраст? — спросила Клэр. Со времени моего разрыва с Дексом она не переставая говорила мне комплименты. Мне это, конечно, нравилось, но иногда казалось, что она делает это просто из жалости. Клэр продолжала: — Ты по-прежнему можешь говорить, что тебе двадцать семь.

— Спасибо, — сказала я. Мне хотелось ей верить.

Клэр улыбнулась, вручая мне подарок.

— Открой! Открой!

— А я думала, что вы заставите меня прождать до перерыва, — сказала я, рассматривая коробку. У Клэр был превосходный вкус, и она никогда не скупилась, выбирая презенты. Я надорвала обертку и увидела очаровательное сердечко из зеленого хрусталя на чер ном шелковом шнурке. — Клэр! Оно прекрасно! Прелесть!