Заложница миллиардера - Агата Лав Страница 22

В кабинете действительно достаточно света. Не как в операционной, все-таки выбран мягкий приглушенный режим, но по сравнению с нашими прошлыми встречами с Хозяином — тут можно ослепнуть.

Я так теряюсь, что первые мгновения упрямо смотрю в пол, и реагирую лишь на жест Когсворта. Он указывает ладонью, что я могу пройти дальше. Да, он прав, глупо стоять в дверях, когда тебя пригласили в святые святых. Я делаю шаг, собирая всю волю в кулак, и снова замираю. Сама не знаю чего жду, но чувствую ужасную скованность, которая завязывает тело в тугой узел от пяток до макушки.

— Давай, — Когсворт кивком гонит прочь другого охранника.

Он похлопывает его по плечу и выходит за дверь вместе с ним, не забыв напоследок обернуться ко мне и самым наглым образом подмигнуть. Или это он так подбадривает?

В любом случае, он закрывает за собой дверь, и я остаюсь с Хозяином наедине. Он сидит за массивным письменным столом, отвернув высокое кресло к стене. Я бросаю беглый взгляд на обитую бархатом спинку и замечаю левую ладонь Хозяина, которая покоится на резном подлокотнике. Больше ничего не видно, а я раздумываю над каждым шагом и не знаю стоит ли подойти вплотную и заглянуть за кресло.

— Саша, — он произносит мое имя с непонятной интонацией, и не вопрос, и не призыв.

— Да, я тут.

Я кручу головой и отмечаю строгую деревянную мебель из дуба и два больших ковра с густым ворсом, которые брошены рядом с креслом. Пахнет медикаментами, а на угловом диване лежат упаковки.

— Перепугалась, наверное? — он говорит спокойным уверенным тоном, только еле различимый звук выдает его.

Я слышу легкий присвист, когда он вбирает воздух. Он дышит ртом, словно ему нужно больше кислорода, чтобы отдышаться.

— Нет, я в порядке. Хотя вру, конечно, я давно не получала такую дозу адреналина.

Я подхожу ближе, поддаваясь интуиции. Откуда-то приходит понимание, что можно, что он не будет против, если я стану ближе и мы сможем разговаривать тише. А то напрягать связки и разговаривать как чужие через всю комнату, так себе развлечение.

— Но я начинаю привыкать, — я улыбаюсь, хотя он не видит моего лица. — Таинственный дом, охрана, теперь еще погони на машинах…

— Погони не было, — отмечает он.

— А ты дотошный, — подшучиваю и следом прикусываю язык, не зная, как он отреагирует. — Щепетильный то есть.

Хозяин коротко смеется. От теплого раскатистого звука становится спокойно, я выдыхаю и угадываю, что его тоже отпускает. Словно мой голос действует лучше лекарств, он забывает о боли и только рад, что я несу глупости. Я смелею и подхожу вплотную, останавливаясь за спинкой кресла, на которую кладу ладони.

— Тут светло, — отмечаю очевидное. — И я не знаю, как себя вести.

— Иди сюда.

Он поднимает здоровую руку, ища мою ладонь, и тянет вперед. Я крепче обхватываю его сильные пальцы, поддаюсь и обхожу кресло с левой стороны. Я понимаю, что он хочет — он подводит меня к столу, чтобы я присела перед ним и заглянула в лицо, и мое сердце начинает стучать прямо в висках. В бешеном оглушающем ритме. Теперь я думаю, что всё происходит слишком быстро.

Какой сегодня день? Второй? Третий, как я его знаю? Он хамил и считал меня подосланной девочкой, потом рычал и закрывался, потом выдвигал правила… А теперь есть свет.

У меня чувство, что я не готова к этому. Я боюсь, отреагировать неправильно — как-то смутить и, что самое плохое, оскорбить его. Вдруг эмоции возьмут верх? Или я покажу неосторожную эмоцию? Я же не актриса, я не умею сохранять лицо, я даже не знаю, к чему готовиться…

— Подожди, — я сжимаю его пальцы, заставляя остановиться.

— Передумала? — слышится горечь, но запрятанная глубоко-глубоко. — Не хочешь…

— Нет, я не передумала, — я качаю головой и нечаянно скребу ногтями по его коже, реагируя на его холодный тон. — Сперва нужно, чтобы ты ответил на один вопрос.

Он усмехается.

— Почему с женщинами всегда так сложно?

Ох!

— Со мной сложно? Ты называешь вот это “сложно”? То есть это Я создаю здесь сложности?

Он мягко, но ощутимо дергает мою ладонь. Мне самой становится смешно и завожусь я понарошку, чтобы он не говорил отчаянные глупости, поэтому ему легко удается усмирить мой бунт. Он тянет дальше, притягивая к себе, я в какой-то момент теряю равновесие и успеваю испугаться, что сейчас рухну на него и еще как-нибудь покалечу. Затрону незажившие раны.

Я пытаюсь ухватиться за спинку кресла, только с его крепкими ручищами бесполезно спорить. Он подтягивает меня и усаживает на свои бедра. Я осознаю этот факт, когда уже сижу на нем и ищу воздух в его темно-синей рубашке.

— Ты все споры решаешь силой? — упрямлюсь, хотя не отодвигаюсь.

Я случайно уткнулась лицом в его грудь и не ищу другого положения. Меня больше беспокоит, что я сижу на нем, хотя мне удается подвинуться и перенести вес на кресло, соскользнув немного вниз.

— Это тот самый вопрос, на который я должен ответить?

У него откуда-то берется хорошее настроение, гад подшучивает и проводит ладонью по моим волосам. Очень осторожно, даже не пожалуешься. В его руках преступно хорошо, тепло и мощь сплетаются в единое целое и зачаровывают меня. Я продолжаю смотреть на его рубашку и слышу, как его выдохи становятся размеренным. Исчезает свистящий звук, который изводил меня так, словно говорит о моих болях, а не его.

— Нет, вопрос другой, — говорю, собираясь с мыслями.

— И какой?

— Имя. Я хочу сперва узнать твое имя.

Его пальцы снова проходят по моим волосам, спускаются чуть ниже и задевают щеку. Мимолетное касание отдается долгим эхом. Он убирает ладонь, а я чувствую, как тягучий жар расходится волнами снова и снова. И не по щеке, а по моей чувствительности.

— Макар, — произносит он. — Мое имя Макар.

— Редкое, — я киваю, непроизвольно ведя лицом по его рубашке. — Красивое.

Я решаюсь и запрокидываю голову. Смотрю на него.

Мгновение правды.

Он, свет, и моя близость.

Я забываю обо всех установках, которые давала себе, пытаясь подготовиться… Нет, к этому невозможно подготовиться. Я инстинктивно тяну к нему ладонь, желая то ли утешить его боль, то ли убедиться, что это не мираж. Жестокий бесчеловечный мираж.