Потерять и обрести - Маргарет Уэй Страница 22

— Я выпью хорошего французского коньяка, если есть. — Шарлотта могла придумать только такой ответ.

— Разве французский коньяк бывает плохим? — пошутил Роан.

Они прошли через вестибюль по потрясающе красивому золотисто–белому мраморному полу в огромную гостиную, оформленную в европейском стиле.

— Присядь, а я поищу. — Он подошел к заставленному графинами столику на колесиках. — Тебе повезло. У меня есть лучший сорт «Хеннесси» и «Реми Мартин».

— «Реми Мартин». — Шарлотта знала, что этот коньяк выбрал бы ее отец.

Не в состоянии успокоиться, она стала прохаживаться по гостиной.

— Если бы я не знала ранее, то подумала бы, что горе сокрушило мою мать, — печально произнесла она.

— Возможно, она даже опасна.

— О, не говори так! — Шарлотта непроизвольно вздрогнула.

— Тогда что скажешь ты?

— Папе повезло, что он от нее избавился? — Она язвительно улыбнулась.

— Не сомневайся. — Роан продолжал возиться с напитками, борясь с сильным желанием подхватить Шарлотту на руки и отнести в спальню.

Сколько раз Мартин Прескотт брал ее на руки? Сейчас Роану было невыносимо думать об этом.

— Тебе тоже повезло, — заметил он. — И не нужно говорить, как повезло нашему сыну. Хорошо, что бабушка не желает его видеть. Тебе следует очень серьезно об этом подумать, Шарлотта. После сегодняшнего случая я не хотел бы, чтобы она общалась с Кристофером. До тех пор, пока не появилась твоя мать, вечер был великолепным. Зачем она все испортила?

Шарлотта глубоко вздохнула, повернувшись лицом к стеклянным дверям от пола до потолка. Из квартиры открывался потрясающий вид на Харбор–Бридж.

— Моя мать — одно из несчастий моей жизни. — Шарлотта присела на диван. — Она уничтожает меня. Я любила ее, несмотря на все свои душевные травмы, но больше не могу терпеть. Она по–прежнему тебя ненавидит. Ты можешь в это поверить?

— Шарлотта, пожалуйста, выслушай меня внимательно. Иногда ненависти нет конца. Давай забудем о твоей дорогой матери. Я не могу не думать о бедняге Рейнере. Ему точно не повезло.

— Может быть, он напивается до беспамятства, когда у мамы плохое настроение.

Роану следовало рассмеяться, хотя его глубоко ранила печаль на ее лице. Белокурая Шарлотта в белом шифоновом платье выглядела очень женственно. Она сняла роскошные серьги Марсдонов и положила их на журнальный столик.

— Боже, эти серьги такие тяжелые. — Она вздохнула. — Как и ожерелье.

— Не снимай его, — приказал Роан, когда она подняла руки к застежке.

Кровь забурлила в ее жилах.

— Почему? У тебя на уме что–то эротичное?

— А у тебя нет? — Его голубые глаза блестели. — Нам было так хорошо вместе.

— Старая история, Роан.

— В самом деле? — Его красивые губы изогнулись. Ее холодный взгляд «не трогай меня» был невероятно чувственным. — Тебе по–прежнему нравится, когда я тебя целую. — Он протянул ей бокал с коньяком. — Ты испытываешь прежний восторг.

— Так почему же ты не чувствуешь себя лучше от этого?

— Я почувствую себя лучше, когда узнаю всю историю целиком, — сказал он наконец. — Ты не против, если я присяду рядом с тобой?

— О, Роан! — Она заметила лукавый огонек в его глазах.

— Расслабься, Шарлотта. — Он расположился в кресле, расстегнул галстук–бабочку и оставил его висеть на белоснежной рубашке.

— Мне нравится, где ты живешь. — Она неторопливо отпила коньяк, ощущая, как он обжигает горло.

Роан небрежно оглядел гостиную:

— Квартира стоила мне больших денег. Но мне здесь нравится.

— Так сколько времени ты сможешь проводить в Излучине Реки? Ты намерен оставить нас с Кристофером там? — Она внимательно на него посмотрела.

— Ты имеешь в виду — намерен ли я поселить в поместье свою жену и сына? — сухо спросил он. — Ответ положительный. Я ничего не унаследовал, мое прошлое неопределенно. Мой биологический отец мне неизвестен и не играет никакой роли в моей жизни. Я хочу, чтобы Кристофер унаследовал поместье Марсдонов.

— Никто, кроме тебя, этого сделать не сможет, — тихо произнесла она. — Странная штука жизнь. Излучину Реки мог унаследовать Мэттью и его дети. Теперь ты говоришь о моем сыне…

— Нашем сыне, — решительно поправил он ее.

— Он его унаследует?

— Ты недовольна, Шарлотта? — В его голосе слышалось напряжение.

— Больше чем довольна, Роан. Мой бедный отец разбазарил свое наследство. Я думаю, он по–прежнему не понимает, как такое произошло. Смерть Мэтти разрушила нашу жизнь.

— Я уверен, Мэттью одобрил бы, что наследником станет его маленький племянник.

— Да. Мэтти любил бы его.

— Он был готов отдать за тебя жизнь, Шарлотта. Я ни разу не слышал, чтобы вы ругались. В то же время ты отчитывала Мартина.

— Он этого заслуживал. — Шарлотта крепче обхватила бокал. — Одной трагедии оказалось достаточно, чтобы изменить судьбы многих.

— К сожалению. И все же это нисколько не объясняет, почему ты предпочла мне Мартина. Все учителя и одноклассники говорили о том, что я преуспею в будущем. Ты знала об этом. Мне требовалось только время.

— Не все мечты сбываются, Роан, — заметила она с печальным выражением лица. — Даже сейчас моя мать делает все возможное, чтобы нас разлучить, — добавила Шарлотта.

— Ей не удастся, — с полной уверенностью произнес он. — Я думаю, мы поженимся в апреле. Медовый месяц проведем в весенней Европе. Пяти месяцев тебе будет достаточно, чтобы заново научиться меня любить. У нас появился еще один шанс, Шарлотта. Мы будем вместе с нашим сыном.

Ей следовало сказать, что он был единственным мужчиной, которого она когда–либо желала. И все же что–то останавливало ее, она не могла открыто признаться ему в любви.

— О чем ты думаешь? — Голос Роана прервал ее мечтания.

Печальная улыбка Шарлотты разрывала ему сердце.

— Я думала о том, что каждый должен платить за грехи прошлого. — К ее глазам подступили горькие слезы.

— Неудивительно, ведь именно в прошлом все и началось, — тихо сказал он. — Пойдем в спальню.

От его тона и взгляда она обмякла. В ее жилах бурлила кровь. Она не была уверена, что ей удастся пошевелиться или даже вздохнуть.

Шарлотта посмотрела на Роана так, словно не было прошедших восьми лет. Она вспомнила, как они встречались тайком, общались на секретном языке, страстно занимались любовью…

Они были так молоды и невинны. Их первая близость стала первой для них обоих. Разве мог тогда Роан подумать, что Шарлотта продаст себя Мартину?

— Шарлотта, ты идешь? — Роан протянул ей руку.