Приручить единорога [= Странное предложение ] - Айрис Джоансен Страница 22

— Ш-ш-ш!.. — ласково сказал Сэнтин, легко касаясь губами тонкой и чувствительной кожи чуть ниже ее правой ключицы, и Жанна вздрогнула, почувствовав, как напряглась плоть и как запылала кожа от одного только дразнящего прикосновения его горячего быстрого языка. — Разве ты не видишь, что я не в состоянии отпустить тебя? Я и сам не в восторге от того, что со мной творится, но беспокоиться об этом сейчас уже поздно. Боюсь, для меня все было кончено, когда я впервые увидел, как ты идешь здесь через двор.

— Вчера вечером ты даже не мог сказать с уверенностью, нравлюсь я тебе или нет, — слабо защищалась Жанна, с замиранием сердца прислушиваясь к тому, как губы Сэнтина подбираются к ямочке на ее шее. Сердце Жанны колотилось так сильно, что он наверняка ощущал под кожей тонкую ниточку ее неровного пульса.

— Ты мне понравилась, еще как! — ответил Сэнтин напряженным шепотом, и его губы мучительно медленно поползли вверх по ее напрягшейся, как струна, шее. Жанна ощутила на щеке его горячее дыхание, а в следующую секунду он несильно сжал зубами мочку ее уха.

— Я смотрел, как ты сидишь передо мной на этой маленькой скамеечке и глядишь на меня большими и серьезными глазами, и думал только о том, как мне хочется увидеть тебя обнаженной в моей постели, и чтобы ты протягивала ко мне руки и умоляла меня о любви. За всю свою жизнь я никого не хотел так сильно, как тебя.

Жанна поперхнулась воздухом и некоторое время не могла отдышаться. Низ живота разламывался от странной тупой боли. Каждое слово, произнесенное его бархатистым, чуточку хриплым баритоном, превращало ее кровь в жаркий огонь, который разливался по жилам и стекал вниз, туда, где пульсировала раскаленная лава.

— Но ты же не… взял меня, — прошептала Жанна, стараясь справиться с головокружением.

— Ты напугала меня, — признался Сэнтин, губы которого оказались уже в какой-нибудь паре дюймов от ее рта. — Я боялся, что не смогу контролировать себя, если дам волю своим чувствам. Я оттолкнул тебя только для того, чтобы доказать себе, что я могу это сделать. — Его язык медленно продвигался по ее нижней губе. — Приоткрой свой ротик, Жанна. Я хочу знать, какая ты на вкус.

Жанна послушно приоткрыла рот, и его умелый язык с жадностью проник в это кораллово-красное устьице, чтобы коснуться матово блестящих зубов и попробовать на вкус мягкие и горячие своды неба. Пальцы Сэнтина ритмично и сильно сжимали ее спину, а губы все пили и пили из волшебного источника, который она щедро и безоглядно отдала ему.

Потом она услышала, как в груди Сэнтина родился гортанный, звериный стон, и почувствовала, как его мускулы окаменели в невероятном напряжении.

Не отрываясь от ее губ, Сэнтин одним быстрым движением подхватил Жанну на руки и усадил к себе на колени, продолжая удерживать ее в объятиях словно дитя в колыбели. При этом Жанне показалось, что она вот-вот потеряет сознание, однако сквозь тонкую ткань платья она ясно ощущала силу его возбуждения. Это открытие заставило ее вздрогнуть от страха. Какой же маленькой, хрупкой, беззащитной она казалась себе по сравнению с его дикой мужественностью и силой! Сэнтин состоял словно из одних только мускулов и инстинктов, требовавших немедленного удовлетворения. Если бы он захотел, он мог бы, наверное, без труда смять, раздавить ее хрупкое тело в своих медвежьих объятиях.

Но эта минутная паника быстро прошла, и Жанна обнаружила, что Сэнтина трясет как в лихорадке. Это было невероятно, но это было так! Женское чутье помогло ей почти сразу понять, в чем тут дело: он хотел ее, и она была нужна ему. Это было так удивительно и в то же самое время — так прекрасно, что ее собственный страх куда-то исчез, и на смену ему пришли уверенность в себе и буйная радость, которую невозможно было сдержать.

Сэнтин наконец-то оторвал губы от ее рта и ткнулся лицом в нежное тепло ее шеи. Его дыхание стало громким и трудным.

— Боже, как я хочу тебя! — шепнул он. — Весь вечер я ревновал тебя, как школьник, пока вы с Доусоном щебетали в баре. Я не хочу, чтобы ты улыбалась кому-то, кроме меня, не хочу, слышишь?

— Ты сам велел ему развлекать меня, — попыталась возразить Жанна и слабо ахнула, когда Сэнтин спустил желтое платье с обоих ее плечей и приник губами к обнажившейся коже.

— Но ты не должна была так явно наслаждаться его обществом, — глухо отозвался Сэнтин, чувствительно прихватывая зубами ее разгоряченную бархатистую кожу. — В следующий раз я не отпущу тебя ни на шаг.

Его руки скользнули куда-то за спину Жанне, и легкий холодок ожег ей спину, когда Сэнтин на ощупь отыскал застежку-«молнию» и расстегнул ее. Жанна невольно вздрогнула, почувствовав на своей голой спине его большие, сильные руки с мягкими, чуть шершавыми ладонями, и напряглась.

— Не бойся, — шепнул Сэнтин. Его голос был удивительно нежным, мягким, лишенным его привычной отрывистой властности. — Я не сделаю тебе больно, моя маленькая дикарка. Ты просто прелесть, Жанна, настоящая маленькая прелесть…

Приговаривая так, он продолжал гладить ее по спине, словно на самом деле успокаивая пугливое дикое животное, впервые увидевшее вблизи человека.

— Я хочу, чтобы мои руки узнали тебя, напились тобой. На ощупь ты похожа на золотистый шелк — такой же гладкий, как твоя кожа, и такой же теплый… Удивительно, я никогда раньше не думал, что просто держать женщину в объятиях может быть так приятно!

Быстрым движением он накрыл ладонями ее груди.

— Господи, какая приятная тяжесть! — пробормотал он невнятно, покрывая торопливыми жадными поцелуями ее шею и лицо. — Как мне хочется рассмотреть их поближе!

С этими словами Сэнтин подался вперед и закрыл ей рот горячим и влажным поцелуем, от которого у Жанны голова пошла кругом. Руки его тем временем спустили лиф ее платья почти до пояса и снова вернулись к временно оставленным ими соблазнительным выпуклостям. Большими пальцами Сэнтин принялся ласкать ее все еще спящие соски, которые сразу отвердели и заострились от ласки, и Жанна со стыдом почувствовала, как груди ее тяжелеют, словно наливающиеся соком тропические фрукты. Они как будто сами предлагали себя Сэнтину, и Жанна, не выдержав этой сладкой муки, издала не то стон, не то вскрик, но прижатые к ее губам жадные губы Сэнтина заглушили этот негромкий звук.

Неожиданно он мягко отстранил ее от себя и, удерживая на расстоянии вытянутой руки, стал, прищурившись, смотреть на ее грудь. Взгляд его был пристальным и таким же жгучим, возбуждающим, как и нежные, чувственные прикосновения рук.

— Ты прекрасна! — сказал Сэнтин, касаясь кончиком пальца бледно-розового ореола соска. — Природа подарила тебе все самые нежные оттенки кремового, оливкового и розового.

Он судорожно вздохнул и снова накрыл ее упругие, словно литые груди своими ладонями.

— Ты похожа на богиню земли и плодородия, какой ее представляли древние племена. Маленькая Мать Земли, вот кто ты такая!

Жанна увидела, что голова Сэнтина медленно склоняется, как будто какая-то непреодолимая сила пригибала ее к земле. В следующее мгновение его губы легко коснулись напряженного соска и бережно, деликатно вобрали его в себя. От этой ласки по всему телу Жанны пробежал как будто слабый электрический ток. Она вздрогнула, почувствовав, как внутри ее нарастает чистое, примитивное желание, а Сэнтин уже обрабатывал ее соски кончиком языка, который ласкал, дразнил, возбуждал. Переходя от одной груди к другой, он на мгновение поднял взгляд, и Жанна поразилась гипнотической силе его темных глаз, в которых жарко горел огонь желания и нежности.