Высшая степень обиды - Тамара Шатохина Страница 22

– Рад… рад, что Павел Дмитриевич вот так… по-свойски, так сказать. А иначе как? Обратился, значит, все трения позади, вы не считаете э-э-э…

– Зоя.

– Да, – заглянул он в документы, – Зоя Игоревна.

Я кивнула и решила промолчать. Пашка что-то там говорил про «ссучиться», значит – допускал такую возможность. В Пашкину правду я верила больше, чем чужому мужику, который предположительно мог скатиться к этому понятию. Но врач он будто бы хороший... Доктор задумчиво похлопал моим файликом по столу, почему-то не спеша разбирать бумажки и читать их.

– Стресс, неприятности в семье… поверьте – все проходит, а важнее всего – здоровье. И я очень рад, что вы тоже понимаете это, раз уж обратились к нам. Но дело в том… что смысла брать вас себе я не вижу. Вы же к нам не на санаторный срок? Да… Это будет длительное наблюдение. А я через несколько недель сдаю свою должность… пост, так сказать. Поэтому… – снял он трубку телефона и набрал номер. Немного помолчал и заговорил, глядя на меня:

– Артем Владимирович, к вам потом подойдет девушка. Это моя к вам личная просьба – посмотрите выписной эпикриз и весь анамнез. В перспективе я хотел бы, чтобы вы наблюдали ее… Да, на постоянной основе… Нет, голубчик мой, если бы она обратилась в городскую или районную поликлинику, то мы бы с вами сейчас не разговаривали… Да? Ну и замечательно. Тогда назначьте ей, пожалуйста, время… Зоя э-э-э… Игоревна Усольцева… да-да – Зоя Игоревна. Вот, хотя бы на завтра… Сегодня, сейчас? Нет, сегодня я все же хочу сам все посмотреть. Замечательно! Завтра в это время, – кивнул он мне, – прямо в ваш кабинет. Замечательно. Ну вот, Зоя э-э-э-э…

Я вышла из его кабинета, размышляя – сейчас позвонить Паше и отчитаться, или потом, когда познакомлюсь со своим лечащим? Артем Владимирович… э-э-э… закоротило меня, как перед этим доктора.

По коридору навстречу мне спешил высокий мужчина, чем-то неуловимо похожий… И все сложилось.

– Зоя? Креспо? – резко остановился он напротив меня, напряженно вглядываясь в мое лицо.

– Усольцева, – угрюмо уточнила я. Надо же… сразу и узнал. И я узнала… И, кажется, это именно он вчера шел с той девочкой. Во всяком случае, тогда мне кинулся в глаза и запомнился только его жилет – черный в тонкую желтую полоску в тон галстуку. Сегодня он влез в ту же одежду. Тот самый рисунок на ткани виднелся из-под расстегнутого белого халата. Пижон… А на лицо его я тогда вообще не смотрела – не оторвать было взгляд от девочки.

Пока я мусолила все это в голове, он, не особо дожидаясь ответа, шагнул ближе и вдруг протянул руку и коснулся моей щеки, при этом задев большим пальцем губы. И тихо спросил:

– Что ты сделала с собой, Черножопик?

Рука взлетела сама… Багровая волна, что затопила глаза, сразу же схлынула от резкой, объемной боли в ладони, которая прострелила почти до локтя. И вот взгляд у меня уже вполне осмысленный и при этом ничего не меняется – я так же яростно хочу его крови. Убить на хрен!!! Взмах второй рукой... потому что мою правую он перехватил и стиснул… но она тоже оказывается в сильном захвате. Рывок, еще попытка, я бессильно дергаюсь… но у меня свободен рот и я шиплю, как гадюка:

– Это тебе, с-сволочь, за черножопую. За то, что хотел меня, дуру влюбленную, просто вы…ть! За полный рот говядины! За то, что советовал потерпеть своему другу, пока не надоем тебе, с-сука Бокарев. С-сука! И за то, что я с собой сделала тоже… отпусти, урод! Отпус-сти меня немедленно...

Вывернуться не получается, сволочь Бокарев тащит меня по коридору непонятно куда, стиснув у себя подмышкой. Я пытаюсь брыкаться, дергаюсь, сцепив зубы, но мне просто не за что зацепиться – ноги волокутся по полу. Он втаскивает меня в какой-то кабинет и почти швыряет в кресло. Я опять открываю рот, и один только Бог знает, что бы он сейчас выслушал, потому что, невзирая на то, что я не сторонник… этих самых слов я знаю немало. А уж в военно-морском варианте – почти виртуозных вариациях, это просто валит с ног. Потому что… сильно!

Но мой взгляд натыкается на новое лицо и это та самая девочка-квартеронка. Она молча, вытаращив глаза и сжавшись, сидит на стуле за столом, а перед ней – стеклянная стена с окошком. И я понимаю, что это пост дежурной медсестры. Но корпус-то не лечебный? Значит, ничего не понимаю… пытаюсь я уцепиться мыслями хотя бы за что-то.

– Катя, мензурку воды!

Я разжимаю кулаки и перевожу мутный взгляд на Бокарева. Дальше все выходит из режима он-лайн, потому что в голове немного проясняется, и я начинаю видеть и воспринимать мир, как он есть…

Девочка быстро налила в граненый стакан какое-то количество воды из графина, что стоял у нее на столе. Бокарев отвернулся от шкафа, в котором копался секунды назад и бросил в эту воду что-то… Это что-то растворилось в воде, но продолжало там шипеть. Девочка протянула мне стакан с желтоватой жидкостью:

– Выпейте, пожалуйста. Это нужно.

У него я не взяла бы…

Послушно выпив сладковато-горькое пойло, я откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза. И что-то мне стало сильно не по себе… Не то, чтобы стыдно – это нет, но какого лысого я на него накинулась? Будто он средоточие всего зла на Земле. Отвернулась бы и ушла себе… Зачем я вывернула на него свои старые, уже давно пережитые обиды, какого хрена упомянула про любовь – ту, уже ненужную и ему когда-то и мне сейчас, почти забытую? Что со мной случилось вообще, что это за сорванный стоп-кран?

И тут в памяти ярко высветилось – «черножопик» … Открыв глаза, я уставилась на сволочь Бокарева, и губы сами растянулись в довольном оскале – на его щеке горел яркий след от моей ладони. У меня она до сих пор зудела. Потерла ее, глядя ему в глаза, почесала…

– Катя, замерь параметры. Давай-давай, мне нужно сейчас, пока девушка в ярости, – оскалился на меня и он тоже. Потому что улыбками и у меня и у него это точно не было, вот оскал – да, самое то слово.

Девочка, только усевшаяся на свой стул, медленно поднялась и тихо подошла ко мне с тонометром.

– Освободите, пожалуйста, левую руку… – и зачем-то уточнила, что это не больно.

Наверное, я испугала этого ребенка. На вид ей было лет шестнадцать-семнадцать. А, учитывая геном, могло и меньше – я тоже оформилась рано. Но она здесь – на месте медсестры, значит уже в профессии. А на это нужно время.

– Я знаю, что не больно. Спасибо, Катя, – я старалась говорить спокойно, но голос все еще подрагивал.

Стянув с себя длинную легкую кофту, я осталась в белом топе, заправленном в светлые брюки. Пришлось извернуться в кресле и в фокусе оказались мои ступни – одной из двух туфель на них не хватало. Я медленно поднимала взгляд на Бокарева…

Он сидел за столом и ерошил коротко стриженые волосы, напряженно глядя на меня. Посмотрел туда, где шевельнулись мои пальцы в капроновом носке и, раздраженно дернув плечом, встал.

– Сейчас найду.

Когда он вернулся и поставил туфлю возле кресла, Катя доложила ему: