Доверяя до самого горизонта - Наталия Романова Страница 22

Мы коротали вечера с Киром за разговорами. Очень странно вот так, сидя рядом, разговаривать друг с другом. Никто не утыкался в телефон, ноутбук или телевизор. Не погружался в свои мысли, строя занавес между собой и собеседником, не отделывался дежурными фразами. Мы действительно разговаривали. Своими ушами слышали и слушали, своим ртом произносили фразы.

Начиналось с моих расспросов о ездовом спорте, гонках, упряжках собак. Что-то я подмечала в течение дня, оставляла вопросы на потом, интересовалась вечером, а некоторые вещи мне становились интересны сами по себе, их я в статью вносить не собиралась. Скоро информации наберётся на целую книгу, а не на статью в глянцевом журнале о спорте и спортсменах, переквалифицировавшихся в медиа-лица.

О том, что раньше аборигены запрягали собак в упряжки веерным типом – это позволяло равномерно распределять нагрузку, помогало при передвижении, например, по тонкому льду. Сейчас упряжки редко передвигаются по «целине», на соревнованиях трасса подготовлена, поэтому запрягаются цугом, попарно друг за другом.

О том, что в стае есть лидеры и вожак, и это разные собаки. Общепринятым вожаком у Кира был сибирский хаски по кличке Алтай волчьего окраса с пронзительными светло-голубыми глазами. Ничего умильного в Алтае, в отличие от Антипа, не было. От взгляда пса пробивала дрожь, а когда он завывал, подгоняя или настраивая упряжку на работу, комок страха бухал в низ живота. Ощущая мой страх, Алтай держался подальше, ограничиваясь холодным, оценивающим взглядом. Кир рассказывал, до моего приезда пёс частенько коротал время в доме, рядом с хозяином, а теперь игнорировал свою привилегию, демонстрируя независимый нрав.

Алтай – ровесник Сали. Умный, внимательный, способный принимать быстрые решения пёс. Каюр безоговорочно должен доверять вожаку, а вожак не понимать, а чувствовать каюра.

Лидер упряжки – сильная, быстрая, сообразительная собака. Упряжек у Кира несколько и лидер тоже не единственный. Уже знакомый рыжеватый Илка – прирождённый лидер, несмотря на молодость, Кир уже обкатывает его в этой роли.

О том, что остальные собаки делились на направляющих, на так называемые «колёса», на коренных – самых сильных псов. Рабочие качества хвостатого оценивались с детства. Щенки обучались, контактировали со взрослыми собаками и людьми, занимали своё место в стае. Наваха метил на роль вожака, но пока с этим отлично справлялся Алтай, маламут же ещё слишком молод.

Как много нужно знать, уметь, понимать, насколько кропотливый труд проделывал Кирилл. Неудивительно, что ни на что другое у него не оставалось времени и сил. Он не ездил на курорты, не проводил недели на песочных пляжах под палящим солнцем, попивая холодное пиво, не интересовался новыми тенденциями в мире моды. Скорей всего, он покрутил бы пальцем у виска, услышав стоимость костюма итальянского бренда Китон, и что аутентичный кальвадос стоит предпочесть коньяку из сухих сортов винограда.

Кирилла Сафронова нельзя было назвать человеком малообеспеченным, ездовой спорт – дорогое удовольствие. Просто он тратил средства на то, что требуется ему, чтобы стать счастливым, а не окружению, чтобы казаться в их глазах успешным. Самодостаточность кроется не размере банковского счёта – впервые я отчётливо видела подтверждение этому.

Я рассказывала о своей жизни, не всё. Больше об Италии, которую считала своим домом, и бабушке Зине. Об остальной семье почти не говорила. Почему? Беседа о блистательных, мега-успешных Люблянских не вписывалась в то, что я видела, слышала, ощущала рядом с Киром.

А ещё мысли о семье шли рука об руку с воспоминаниями о Вальдемаре Рихтере . О нём я думать не хотела. Отталкивала поползновения любых, самых мелких, незначительных воспоминаний. Отказывалась впускать в эту свою реальность бывшего. Здесь, среди сибирских снегов и морозов, в доме, пахнущем деревом и сухими травами, ему не место.

Каждый раз, в разговорах, дистанция между нами сокращалась. Всегда исподволь, между делом. Кир никогда не настаивал, не давил, в какой-то момент мы оказывались настолько близко, что ощущали дыхание друг друга, скользили губами, путали пальцы в волосах.

Всё происходящее было сладкой, но всё-таки мукой. Днём поцелуи не могли привести к близости, а вечера, интимный полумрак, потрескивание дров в камине располагали к ней. Кир никогда не настаивал, ждал инициативы от меня.

Единственный раз, забывшись, он опустил меня на спину, придавливая телом. Я потерялась в привычном удовольствии, пока не поняла: не могу, задыхаюсь. Распахнув глаза, я с ужасом смотрела на раскрасневшееся лицо Кира, а видела совсем другого человека. Правильные, безупречные черты лица, твёрдую линию сжатых губ. Холодный, пристальный взгляд, изучающий меня, как лягушку под микроскопом.

Как же я ненавидела себя в этот момент. Если бы не боялась выглядеть ещё более глупо – отхлестала бы себя по щекам. Кир приподнялся, вглядываясь в моё побледневшее лицо, улыбнулся той самой улыбкой, которую я только что могла слопать целиком и полностью, провёл указательным пальцем по моей щеке. Тогда я испугалась ещё сильнее. Испугалась вопросов, на которые не хотела давать ответы.