Солдат удачи: В плену объятий - Натали Фабье Страница 21

Ходили по музеям, бродили по улицам, бывали в театрах, посетили Лувр, частенько гуляли по Монмартру. Анри восхищало, что она, москвичка, так хорошо знает Париж и так любит его. Он в столице своей страны на все смотрел широко раскрытыми глазами и чувствовал себя провинциальным увальнем.

Однажды, во время очередной прогулки, Лиза склонила голову на его плечо. Легкий ветерок развевал ее белокурые волосы. И у него защемило сердце, вновь постучалась в голову настойчивая мысль: неужели все скоро кончится и он никогда не увидит больше этот завиток? Ведь им так хорошо вместе!

Еще несколько счастливых дней миновало словно в тумане. Каждый вечер, оставаясь один у себя в номере, Анри повторял, что должен уехать. А утром с нетерпением ждал появления Лизы. Ему следовало поехать на юг и повидаться с семьей, а затем вернуться в расположение своего отряда, однако он не трогался с места. Ничего не предпринимал, плененный Лизой Перовой.

В его честь отец Лизы устроил вечеринку. Впервые Анри так близко увидел такое множество богатых и уважаемых людей. У него разбежались глаза от обилия драгоценностей и роскошных нарядов. Но взгляд Лизы был сосредоточен только на одном мужчине — на нем, Анри, облачившемся ради торжества в свою парадную голубую униформу. Он выглядел в ней, как орел среди стаи голубей, и держался он очень солидно, с чувством собственного достоинства.

Мужчины, те говорили, как всегда, о финансовых проблемах, но женская половина не скрывала своего восхищения внешностью Анри, его величавой статью. Не одна из этих дам подумала, что, окажись она в пустыне с таким молодцом, уж никак не упустила бы шанса отлично поразвлечься с ним, но ни одной из них не пришло в голову, что Лиза не только хорошо развлеклась, но и отдала ему свое сердце. По лицу Лизы догадаться об этом было невозможно. Она вела себя, как подобает хозяйке вечера. Никого не обходила вниманием, со всеми успела перекинуться словом-другим, обменялась дежурными любезностями с самыми важными из гостей отца. Надо сказать, пока она занималась этим, ее преследовала ужасная мысль, что она так и не убедила Анри в прочности их союза и он, глядишь, скоро ее покинет.

Анри как-то немножко подзабыл, что и ему полагается размышлять примерно о том же, его отвлек вид праздно суетящихся людей, и он задавался вопросом, как можно прожигать время на подобных вечеринках. Скука разобрала его. Лиза, украдкой взглянув на него и догадавшись о его состоянии, подумала: «Вот так штука, прихватил его английский сплин, а вышел из него наш русский Онегин». Это ее позабавило, ей стало веселей, он тут же решила, что с этим простодушным парнем у нее все же не будет больших проблем и она в конце концов выведет его на путь истинный.

И теперь уже ничто не мешало ей искренне радоваться возвращению к нормальной жизни. Она великолепно выглядела в вечернем темно-зеленом платье. Оно облегало ее красивую фигуру. Волосы она уложила в высокую прическу, подколотую изящной бриллиантовой заколкой. В ушах у нее блистали драгоценные камни, на шее — колье из бриллиантов. Анри оставалось только беспомощно строить догадки, сколько оно стоит. В любом случае, столько он не заработал за всю свою жизнь.

К скуке прибавилось раздражение, нехорошее чувство к окружающему его великолепию.

— А, Анри! — вдруг возник откуда-то и дружески похлопал его по плечу отец Лизы. — Как дела? Как поживаете? Вы не против, если я буду называть вас по имени?

— Нет, мсье, — вежливо ответил Анри.

— Давайте поговорим в моем кабинете, — деловито предложил Перов.

Анри облегченно вздохнул: беседа отвлечет его от неприятных мыслей. Они вошли в рабочий кабинет, заставленный книжными шкафами. Перед камином стояло тяжелое кожаное кресло. Барная стойка искрилась графинами с напитками и бокалами. Перов предложил Анри сигару и закурил сам. Виктор Иванович опустился в кресло у камина и жестом пригласил гостя последовать его примеру. Там было еще одно кресло. Анри уселся в него.

— Мой друг, — сказал Перов, — я хочу еще раз сердечно поблагодарить вас за спасение моей дочери. Вы понимаете мои чувства, ведь Лиза — моя единственная дочь.

— Не стоит благодарности, я выполнял задание и старался сделать это хорошо, — ответил солдат.

— Я понимаю. Но задание заданием, а условия, в которых вы его выполняли, были не совсем обычные, что, естественно, потребовало от вас напряжения всех сил, как духовных, так и физических. Думаю, больше физических. Я ведь знаю свою дочь. С ней столько возни… Она привыкла к комфорту, не знает ни в чем меры и отказа — и вдруг попадает в страшную для нее ситуацию.

— Лиза вела себя очень рассудительно и даже мужественно, — заверил его Анри. — Вы даже не представляете, на что способна ваша дочь.

— Значит, нашлось… как бы это выразить… ну, место, что ли… нашлось оно и для применения духовных сил?

— Мсье, — произнес Анри с некоторой суровостью, — мне кажется, что вы, говоря об этой самой духовности, имеете в виду что-то другое и даже высказываете какие-то тайные подозрения…

Перов засмеялся, замахал руками. А солдат говорил все торжественнее:

— Ваша дочь не заслуживает того, чтобы ее в чем-то подозревали. Она — чудо, и вы должны относиться к ней как к чуду, молиться на нее. Вы молитесь?

— Ну, в известном смысле, так сказать, в некотором роде…

— Какие вы, русские, изворотливые, неуловимые! — воскликнул Анри с досадой. — Все у вас не как у людей. А по мне, так надо всегда быть прямым и прямо заявлять свою позицию. Вот поэтому я вам прямо и говорю, что я на вашу дочь молюсь!

— Какая же у вас для этого причина? — осведомился бизнесмен, пристально всматриваясь в своего собеседника.

— Разве для этого должна быть причина? Мы, французы, поклоняемся женщине просто так, за здорово живешь!

— Чтобы поскорее овладеть ею?

— Мсье! Мсье! — закричал Анри. — Достаточно того, что вы ввели меня в круг своих пустых и праздных знакомых, этого мне более чем достаточно, потому что я среди них изнемог… Не посвящайте же меня еще и в свои нехорошие мысли. Вы должны извиниться за них перед своей дочерью, попросить у нее прощения. Она заслуживает уважения и любви со стороны своего отца, а не того, чтобы этот родной отец подозревал ее в каких-то сомнительных делишках. У меня, мсье, создается странное впечатление о вас. Похоже, вы настолько заняты своей нефтью и биржевыми играми, что совсем перестали думать о дочери и только подозреваете ее во всех смертных грехах. А ведь если вы не будете думать о ней, вы никогда не поймете, что она собой представляет.

— Я, — ответил Перов с улыбкой, — очень благодарен вам за поучение, но поймите, Анри, простую вещь… Если бы я не имел представления о своей дочери, я не мог бы и подозревать ее в чем-либо. А это значит, что я думал и, может быть, продолжаю думать о ней более чем достаточно.

— Нет, мсье, не более, а менее, менее чем достаточно. Это мое последнее слово. А я знаю, о чем говорю. — Анри поджал губы, показывая старому прохвосту, как он его презирает. — Я знаю, как нелегко Лизе находиться под вашим крылом. Вы простираете над ней свое отцовское крыло, а о том, какого оно цвета, не задумываетесь. Вы вываляли свое крыло в нефти, мсье Перов. Так может ли вашей дочери быть хорошо под такой крышей? Нет, не может, и она выглядит сиротливо. Но в пустыне она проявила себя с лучшей стороны, доказала, что она мужественная, умная и благородная девушка. И вы должны ею гордиться точно так же, как горжусь я.