Поверь в любовь - Кара Уилсон Страница 21

Джеймс заговорил, бесстыдно пользуясь тем, что Мелоди как пленница была вынуждена его слушать.

— Ты заблуждаешься, считая, будто лучше всех знаешь, чего хотят люди, к пониманию которых ты и близко не подошла. Я признаю, что моим первым движением, когда я услышал о происшествии с Сетом, было подать в суд на всех, кто связан с этим безумным сбором средств на бале-маскараде. Но это было сначала, до… — Джеймс остановился, облизнул губы и слегка встряхнул свою жертву. — Перестань смотреть на меня такими глазами, Мелоди, или я за себя не ручаюсь.

Но Мелоди ничего не могла с собой поделать. Низкие, ленивые перекаты его голоса заставляли ее наблюдать за ртом Джеймса; она была загипнотизирована движениями его губ, произносивших слова, смысл которых совершенно ускользал от ее внимания. В сущности, Джеймса можно охарактеризовать единственным словом — и речь не идет об «отвратительном», «наглом», достаточно сказать, что он «сексуальный».

И в этом таилась главная угроза. Чем чаще она виделась с ним, чем лучше его узнавала, тем глубже затягивала ее паутина очарования. Джеймс не принадлежал к тому типу мужчин, среди которых Мелоди хотела бы найти своего избранника. Она не думала, что могла бы когда-нибудь выйти на него замуж. Но несмотря ни на что Мелоди видела в нем единственного мужчину, который заинтриговал ее и был способен бросить ей вызов. Она знала, что скучать с ним не придется.

— А что ты можешь сделать мне, Джеймс? — мягко спросила она, продолжая смотреть на него «такими глазами».

Большие пальцы его рук скользнули по ее горлу вниз под халат. Они исследовали ключицы, линию плеч. Джеймс прижал ее к себе так тесно, что у Мелоди не было ни малейших сомнений относительно того, что он хотел бы сделать. И она почувствовала в себе ответное желание, которое всполошило ее. Она поспешила зажмуриться, чтобы глаза не выдали ее.

— Я могу поцеловать тебя, — пригрозил он, дыша ей в лицо, — а потом и овладеть тобой прямо здесь, на полу кухни.

Мелоди была шокирована не столько смыслом сказанного, сколько гневом, прозвучавшим при этом. Она воскликнула, но так, словно отвечала шуткой на шутку:

— Нет, на полу — нет!

— Тогда открывай чертову банку с фасолью и прекращай играть в игрушки.

— Я не играю, — запротестовала она.

Джеймс отодвинулся, и вместо его тепла ее объял холод.

— Нет, играешь. Изображаешь гранд-даму, забавляющуюся с чувствами неотесанного деревенщины. Можешь не бояться. Я уже говорил, что не собираюсь подавать в суд. Если бы ты осталась вчера в студии, я бы все это сказал на глазах у половины жителей этого маленького городка. И тогда зануда-Хеллерман мог бы помолчать, а я бы ушел из его телевизионной студии, так и не загоревшись желанием дать ему в морду.

— Ах, значит, я виновата, что ты не умеешь держать себя в руках?

Раздался новый горестный вздох.

— Если бы это была единственная жалоба, то я пригласил бы вас поехать поужинать со мною. Однако реальность подсказывает, что, пожалуй, самое разумное сейчас будет убраться побыстрее из этой кухни и оставить тебя в одиночестве наслаждаться фасолью в томате на поджаренных хлебцах.

Ни за что на свете Мелоди не показала бы, как ей хотелось, чтобы Джеймс остался.

— Тем лучше, — сказала она надменно. — Фасоли все равно не хватило бы на двоих.

— А ты, вероятно, не привыкла делиться, — поставил точку Джеймс, отразив атаку.

Он вышел из главного подъезда, в течение каких-то секунд дошагал до своей машины, завел мотор, моментально включил скорость и поспешил умчаться, пока не передумал.

Ему не верилось, что он едва не сорвался. Еще минутка, еще один вздох, и он поцеловал бы ее. И если она думает, что он шутил, сказав, что готов заняться с ней любовью прямо на кухонном полу, значит, она не способна распознать человека, сорвавшегося с цепи, и ее нельзя выпускать на улицу одну.

Нет, поправил себя Джеймс, он занимался бы с нею не любовью, а сексом. И не больше. Дьявольщина! Надо было родиться неполноценным, чтобы не возбудиться от ее прелестей, которые он видел под тесно облегающим куцым халатиком, то распахивавшимся, разжигая его аппетит, то запахивавшимся, прежде чем он мог этот аппетит удовлетворить.