Коварный обольститель - Джорджетт Хейер Страница 21

Его румяные щеки побагровели; он и впрямь чувствовал себя обманутым в самых лучших побуждениях. Милорд чрезвычайно гордился собственной ловкостью, позволившей ему заманить герцога в расставленные леди Ингам сети; он уже на три четверти убедил себя в том, что заслуга принадлежит ему одному и что ради дочери пошел на нешуточные жертвы. А теперь выяснилось – все его труды оказались напрасными. Это было плохо само по себе; однако ситуация грозила обернуться еще бо́льшими неприятностями, если ему придется объяснять Сильвестру, что Феба не желает выходить за него замуж. Предприняв попытку переубедить дочь, лорд Марлоу сказал:

– Фу, какие глупости! Ты просто перенервничала, дорогая! Ты пуглива и стеснительна – да-да, стеснительна, и кто может знать об этом лучше твоего отца? У тебя чрезвычайно тонкая и ранимая душа – а я всегда полагал, что будет лучше не говорить тебе заранее о цели визита к нам Солфорда, но твоя мама… Впрочем, это не имеет никакого значения теперь, когда все открылось и ничего уже не изменишь! Ты растеряна! Не стану отрицать, положение для тебя и впрямь сложилось неловкое. Скажу честно, мне очень не нравится, что твоя мама… Но оставим это! Поверь мне, я много думал и вполне удовлетворен тем, что Солфорд станет для тебя вполне приличным супругом. Уж позволь заметить, в мужской натуре я разбираюсь куда лучше, чем ты! Словом, я вполне удовлетворен Солфордом: он малый что надо! – Разразившись добродушным смехом, отец добавил: – Готов биться об заклад, не за горами тот день, когда ты спросишь себя, как могла быть такой гусыней! Уверен, мы еще посмеемся над этим вместе!

– Папа, я не смогу полюбить его! – повторила Феба.

– Ради всего святого, девочка, перестань говорить глупости! – вспылил лорд Марлоу. – Ты ведь едва знакома с ним! Хорошенькое дело – несмышленая девчонка презрительно задирает нос, глядя на человека с достатком Солфорда! Да ты должна считать, что тебе невероятно повезло!

Она умоляюще вымолвила:

– Папа, ты же знаешь, как мне не хочется противоречить тебе…

– Очень мило! – прервал он ее. – Да ты хоть раз подумала обо мне? О том, в какое положение ты меня ставишь? Господи, это уже ни в какие ворота не лезет! Значит, я по-твоему, должен уведомить Солфорда о том, что ты не можешь полюбить его! Ей-богу, я даже не нахожу слов, чтобы выразить свои чувства! Я навлек на себя такие хлопоты. Да и расходы! Ведь если Солфорду понравится молодой гнедой жеребец, я должен буду уступить его за меньшую цену, в результате чего окажусь в убытке. Не говоря уже о новом платье для тебя и бог весть скольких бутылках отличного кларета! Я заплатил за них сотню фунтов, а их осталось не больше пятидесяти, если верить Фирбанку. Лучшее карбонельское вино!

– Папа…

– Все, с меня довольно! – заявил лорд Марлоу, разжигая в себе гнев слабого человека. – У меня не хватает терпения разговаривать с тобой! А что скажет твоя мама!

– О, но ты же ничего ей не передашь, правда? – взмолилась Феба. – Ты можешь сказать герцогу… что ошибся относительно моих чувств, и он не станет делать мне предложение! Папа!

– Если я окажусь в подобном положении, то она должна будет узнать все! – заявил мистер Марлоу, решив сполна воспользоваться испугом дочери. – Мне было бы и впрямь очень жаль передать ей содержание нашего разговора, но, ежели ты и дальше осмелишься упорствовать в своем заблуждении, я буду вынужден сделать это. Опомнись, прошу тебя, дорогое мое дитя! Солфорд еще не имел возможности засвидетельствовать тебе свое почтение: по крайней мере дай ему такую возможность! Если же ты поймешь, что по-прежнему не можешь проникнуться к нему хотя бы приязнью после того, как он проведет у нас несколько дней, мы еще раз поговорим на эту тему. А пока что я ничего не скажу маме, да и тебе не стоит этого делать. Ну, я полагаю, ты скоро образумишься, не так ли? – Он потрепал дочь по плечу. – А теперь я вынужден просить тебя удалиться, иначе Солфорд сойдет вниз раньше меня. Я не сержусь на тебя: иногда ты спотыкаешься на полном скаку, но сердце у тебя доброе, и ты знаешь, что можешь во всем положиться на своего отца!

Феба ушла, не сказав ему больше ни слова. В силу природного оптимизма он мог уверять себя, что уговорил ее подчиниться, но правда заключалась в том, что она знала его слишком хорошо, чтобы настаивать. Боязнь отца оказаться в неприятном и даже двусмысленном положении была куда сильнее его любви к собственным детям; что же касается его утверждения, будто она может положиться на него, девушка не сомневалась, что еще до наступления ночи он расскажет обо всем жене. Сам он ни за что не станет оказывать давление на дочь – это тоже было бы ему неприятно, – но он намеренно отвернется и будет смотреть в другую сторону, когда за дело возьмется его супруга.

Однако до утра Феба чувствовала себя в некоторой безопасности от нападения. У нее почти не оставалось времени, чтобы придумать, как вырваться из тисков судьбы, которая начинала казаться неизбежной; на помощь же кого-либо из обитателей Остерби и вовсе рассчитывать не приходилось. Обратиться к мисс Бэттери – значило не только поставить гувернантку в трудное положение, но и почти наверняка гарантировать ее увольнение с такой рекомендацией, которая изрядно затруднит ей поиск другого места или вовсе сделает его невозможным. На Тома, безусловно, можно было положиться – он выполнит то, что она от него захочет, вот только помочь он ей ничем не мог. Оставалась только бабушка, которая действительно могла стать ее надежной союзницей. С леди Ингам ее связывало лишь шапочное знакомство, но Феба знала, что та расположена к ней, как было ей известно и то, что пожилая дама презирает и откровенно недолюбливает леди Марлоу. Будь Остерби неподалеку от Лондона, Феба, не задумываясь, отдалась бы под ее защиту. Но Остерби отстоял от Лондона на девяносто миль. Посылать письмо было бесполезно, поскольку вряд ли можно рассчитывать на то, что слабая здоровьем дама примчится сюда ради ее спасения в разгар холодной зимы, и хотя несколько раз бабушка показала себя более чем достойной соперницей мачехи, когда они встречались лицом к лицу, вдали от нее леди Марлоу все сделает по-своему.

Когда Феба уже была готова окончательно пасть духом под грузом столь нерадостных мыслей, она вдруг вспомнила о Томе, который должен был заглянуть к ней сегодня вечером. В душе у нее вновь затеплилась надежда; она начала строить планы и настолько увлеклась ими, что совсем забыла – леди Марлоу велела ей явиться к себе сразу же после того, как девушка переоденется, и вместо этого направилась на галерею, где семья, по заведенному суровому обычаю, собиралась перед ужином.