Преступления страсти. Месть за любовь - Елена Арсеньева Страница 21

— Он убил брата моего, глядишь, следующими и мы будем, — сказал он своему зятю Петру, ключнику Анбалу Ясину и другим примкнувшим к ним заговорщикам. (Всего «Повесть» исчисляет их двадцатью. Видимо, благочестивый князь успел «достать» не только самых близких людей, но и многих других.)

Кстати сказать, «других» набрался целый город. Но об этом — ниже.

И вот в условленное время заговорщики ворвались в спальню князя. Безымянный автор «Повести об убиении…» уверяет, что они предварительно крепко выпили. Что, как мы помним, и вызвало брезгливое отторжение у чистоплотного А.К. Толстого. Но, во-первых, автор «Повести…» — лицо официальное, он был явно призван всячески возвеличить образ убиенного князя, поэтому на его убийц он вешает всех мыслимых и немыслимых собак. А во-вторых — ну что и когда на Руси (и не только на Руси!) делалось на трезвую голову?! Можно, кстати, вспомнить убийство в Ропше, да и в Михайловском замке. Участники тех комплотов тоже были глубоко нетрезвы. Понятно, что те люди взбадривали себя вином, готовясь учинить кровопролитие: ведь они не были профессиональными киллерами!

Итак, заговорщики взломали дверь и ворвались в спальню князя. Боголюбский вскочил, стал искать меч святого Бориса, который всегда висел над его ложем. Но меч еще накануне был снят Анбалом.

Двое заговорщиков схватили князя.

— Горе вам, нечестивые, — говорил Андрей, — зачем хотите походить на Горясера. ^[7] Какое зло я вам сделал? Если прольете мою кровь, то Бог отомстит вам на небеси.

Петр отсек князю руку.

— Господи, в руце Твои предаю дух мой, — сказал Андрей и умер.

Конечно, убийство — не способ решения проблем. Но поразительно, как себя ведет князь Боголюбский. Самообладанию его перед лицом смерти можно позавидовать, им можно восхититься. Однако вызвано оно не отвагой, не храбростью, а непомерной гордыней. Он словно заранее уверен, что попадет в разряд небожителей, которые стоят у престола Господня, и сравнивает себя со святым Глебом, заодно равняя своих погубителей с его убийцами. Да еще железная уверенность: «Бог отомстит вам на небеси…»

Отомстили убийцам люди, не Бог, но далеко не сразу.

Пока же тело князя Боголюбского шесть дней (!) лежало непогребенным. Попросту сказать, валялось. И никому не было до него дела. Только слуга князя, Кузьма, приехавший в Боголюбово спустя два дня после смерти господина, позаботился отнести его тело в церковь. Однако священники, которые отлично помнили самоуправство князя в церковных делах, вовсе не скорбели о нем. Кузьме они небрежно сказали:

— Брось его в притворе, что тебе за печаль?

Наконец священник по имени Арсений отпел убитого. Но минуло еще четыре дня, пока владимирское духовенство не проспалось после радостной попойки по поводу смерти самовластца и не сообразило, что как-то неудобно получается… Князя пышно перенесли во Владимирский Успенский собор.

А народ все шесть дней самозабвенно грабил княжие терема, погреба, дворы что во Владимире, что в Боголюбове. Заодно крепко били и грабили всех, кто осуществлял княжеские распоряжения: посадников, управителей, всадников. Боголюбского мало сказать не любили — его ненавидели!

С другой стороны, говорят, по народу и правитель. Человек валяется непогребенным, а подданные мародерствуют. Ох погано все это!

В конце концов народ то ли опомнился, то ли испугался мести муромского и рязанского князей.

Те тоже спохватились: князь-де убит, значит, надо учинить расправу над виновниками. Похватали всех: Акима, Петра, Анбала, Ясю, еще кого-то. Они ждали в узилище решения своей участи два года. Не до них было — шла ожесточенная драчка окрестных князей за обладание Владимиро-Суздальским княжеством.

Наконец всех одолел Всеволод Юрьевич, прозванный Большое Гнездо. Он был братом Андрея — одним из тех, у кого Боголюбский в свое время отнял завещанные Гюрги суздальские земли.

Конечно, никакой злости на убийц своего самовластного брата он не испытывал. Но… но понимал, что надо показать грозу, дабы другим неповадно было сводить со свету своих князей.

Кое-где сохранились сведения, что Всеволод Большое Гнездо велел повесить убийц Боголюбского на воротах и расстрелять из луков. Та же участь будто бы постигла и Ясю. Трупы их бросили в озеро в трех верстах от Владимира.

Впрочем, есть предание, будто Всеволод Юрьевич приказал бросить в воду лиходеев живьем в коробах и будто до сих пор те короба, обросшие мхом, показываются на поверхности озера, а из них слышатся стоны. Кто не знает, принимает их за плавучие кочки. По словам Татищева, озеро потом долго звалось Поганым.

Напрасно говорят, что время все ставит на свои места. Ничего оно никуда не ставит. Что получилось? Князя Андрея Боголюбского церковь причислила к лику святых. Кучковичи стонут в Поганом озере. Про Ясю забыли, словно ее не было, даже имя ее настоящее неизвестно. Улиту ни за что ни про что считают пособницей убийц и в веках клеймят злой женой… Более того! В вымышленном «Сказании об убиении Андрея Суздальского и о начале Москвы» (XVI век) она выведена в образе жуткой прелюбодеицы Улиты Юрьевны (Юрьевны, заметьте!), которая соблазняет каких-то братьев Кучковичей и подстрекает любовников на убийство своего мужа. Умышленное им удается, и злодеи «жили с княгиней той в бесовском вожделении, сатанинским законом связавшись, удручая тело свое блудной любовной похотью, оскверняясь прелюбодейством». По прошествии некоторого времени князь Андрей Александрович, брат Данилы (вообще-то это имена сыновей Александра Невского, произвольно используемые автором «Сказания»), отомстил за убитого. «И взял он княгиню Улиту, и казнил всякими муками различными, и предал ее смерти лютой, что она, злая, бесстыдная, Создателя не убоялась, людей не посрамилась, добрых жен укору и посмеху не постыдилась, мужа своего злой смерти предала и сама такую же злую смерть приняла».

Удалось ли нам хоть немного очистить от грязи, налипшей со временем, имя страдалицы — Улиты Кучковны? Дай Бог, если так.

Но только… Хоть и говорят, месть, мол, такое блюдо, которое лучше всего есть остывшим, а не следовало Кучковичам тянуть столь долго… ибо остыло оно уже чрезмерно!

P.S.

Можно было бы и закончить новеллу, однако к ней очень близко, ну просто-таки по-родственному, примыкает еще одна история. Я говорю — «по-родственному», потому что речь пойдет о супруге княжича Юрия Андреевича, сына Андрея Боголюбского и Улиты Кучковны. Звали женщину Тамара.

И не просто Тамара, а царица Тамара!

Помните, у Лермонтова?