Песочные часы - Елена Лагутина Страница 21

— Алена, а ты ведь… падшая женщина, так это у вас называется? — как-то спросил у нее Максим, задумчиво гладя по щеке.

— Падшая, — согласилась Алена, — у них это именно так и называется. Падшая, но счастливая. А счастье — это самое главное.

— Послушай, а что будет, если… — Он не решился продолжить фразу, смысл которой был и без того понятен.

— Никто ничего не узнает. Ну а если узнают… Не знаю, наверное, из дома выгонят, — равнодушно предположила она.

— Муж у тебя ревнивый?

— Был когда-то, — уклончиво ответила она, не желая вспоминать кошмар первых месяцев своей супружеской жизни, — а теперь, мне кажется, ему все равно… Да что это ты об этом?

— Странные у вас обычаи, — задумчиво произнес Максим. — Вроде с виду — обычная деревня, а судя по твоим рассказам — каменный век.

Она подняла на него глаза, в которых затаилось столько нерастраченной нежности, что ему больше не захотелось ее ни о чем спрашивать. Какое-то время они просто лежали молча рядом, наконец он поднялся, протянул руку и тихо произнес:

— Тебе пора.

— Нет, Максим… Пожалуйста! Я не хочу уходить, не могу.

— Уже почти восемь часов. Я же о тебе беспокоюсь.

— Не нужно обо мне беспокоиться, — возразила она, — я же сказала, что мне все равно. Даже если они что-то узнают… Мне все равно.

— Тебе так кажется. Сама же рассказывала, да и я уже успел убедиться, насколько здесь все запущено, — его голос был мягким, но настойчивым, — иди домой, Алена.

А она лежала без движения и чувствовала, что внутри ее растет какое-то новое чувство — совершенно отчетливо она вдруг осознала, что она не просто не боится того, что ее постыдная тайна будет раскрыта, она хочет этого! С самого первого дня, с самых первых минут их встречи подсознательно она стремилась к тому, чтобы наконец сбросить с плеч это тяжкое бремя, обнажить душу, пройти через все, что угодно, — через унижения, через наказания, через боль, пусть даже физическую боль, — пройти и наконец обрести себя. Эта мысль настолько сильно потрясла ее, что на некоторое время она полностью отключилась от происходящего и совсем перестала слышать то, что говорил ей Максим.

— Алена… Да ты меня не слышишь, — произнес он с легкой обидой в голосе.

— Не слышу и не хочу слышать. Максим, — она приподнялась на локте и посмотрела ему в глаза так, словно хотела полностью в них раствориться, — я хочу остаться с тобой. Я не хочу идти домой, понимаешь? Я люблю тебя…

Он снова опустился на пахучее сено, стал возле нее на колени, легонько приподнял за подбородок:

— Я тоже тебя люблю. Но я не хочу причинять тебе страдания.

— Тогда не причиняй их. Позволь мне… Просто позволь мне остаться с тобой, и все.

— Ты не понимаешь, что говоришь.

— Но почему?

Ее глаза округлились, и она внезапно осознала, что уже давно в глубине души у нее зрела тревога — тревога о том, что же будет с ними дальше. Археологическая экспедиция, в составе которой Максим приехал в селение, не могла длиться вечно — а это значило, что настанет день, когда ему придется уехать. Ему придется уехать — а что же будет с ней? Со дня их первой встречи она ни разу не задавала себе этого вопроса, изо дня в день наслаждаясь своим новым чувством, упиваясь счастьем, и совсем не думала о будущем. По крайней мере ей так казалось. Но теперь она совершенно отчетливо осознала то, что эти мысли жили в ней с того самого момента, когда она протянула руку в темноту, уже зная, что ее ожидает.

— Максим, скажи, что будет с нами дальше?

Он не дал ей договорить, закрыв рот поцелуем. Она расслабилась, потому что не могла не ответить, но тревога все равно не отпускала. Он почувствовал ее внутреннее напряжение и отстранился.

— Знаешь, Алена, я очень много думал об этом.

— Скажи, мы ведь… мы ведь не расстанемся? Мы ведь всегда будем вместе?

Ее губы дрожали, а темные глаза наполнились слезами, которые тут же заструились по холодным щекам, и он снова прижал ее к себе, крепко-крепко, так, что ей стало трудно дышать, и прошептал:

— Я люблю тебя. И мы всегда будем вместе. Мы никогда не расстанемся. Никогда.

В то утро она вернулась домой намного позже, чем обычно. Руслан, уже успевший позавтракать, ушел на работу. Марина привычно хлопотала на кухне, мальчишки ушли в школу, мама Алла Васильевна с больной головой лежала у себя в комнате. Тихо, невесомо, словно тень, Алена проскользнула на кухню.

— Доброе утро, — поздоровалась она с Мариной и впервые за долгое время почему-то ощутила чувство вины.

— Кому доброе, кому не доброе, — хмуро ответила та, — ты что-то сегодня совсем загулялась. Смотри, невестка, сама знаешь…

Марина многозначительно оборвала фразу.

— Ты это о чем? — Голос у нее предательски дрогнул, и она впервые ощутила, как сжалось внутри сердце от леденящего душу страха.

— Сама знаешь, — уклончиво ответила Марина, продолжая, словно автомат, раскатывать тонкий пласт теста на столе.

— Не знаю, — произнесла Алена, на этот раз сумев не проявить признаков волнения.

— Не знаешь? — переспросила Марина и вдруг — Алена первый раз в жизни видела ее такой — отшвырнула от себя скалку, смяла тесто в один комок. Деревянная скалка, с шумом ударившись о стену, отскочила вниз и покатилась по полу, оставляя за собой мутный, едва различимый белый след.

Алена подняла глаза и увидела напротив себя совершенно другого человека. Лицо Марины было белым как полотно, глаза, казалось, провалились куда-то внутрь, в самую глубину лица, затаив в себе такую муку, такую боль и страх, что становилось жутко; брови превратились в одну сплошную линию. Алена стояла, словно окаменев, не в силах произнести ни слова — но Марина, казалось, и не ждала уже от нее ответа. Медленно, словно наугад, опустившись на табуретку, она отвела взгляд куда-то вдаль, в пустое пространство, и начала говорить — монотонным тихим голосом, который наводил ужас.

— Ты вот спрашивала как-то, почему я не вышла замуж. Я тебе ответила и думала, что ты меня поняла. А ты, оказывается, ничего не поняла. Ничего не поняла. Знаешь… Когда-то давно, мне тогда было девятнадцать, я любила одного человека. Любила, хотя теперь это кажется мне невозможным и глупым. Но тогда я все воспринимала совсем по-иному. Он был старше меня на пять лет, мы знали друг друга еще со школы. Ты ведь знаешь, Алена, наши законы. Девушка должна выйти замуж честной — так было всегда, и горе той, которая решится переступить черту. Горе и вечное проклятие. Мы встречались почти два года — естественно, втайне ото всех, и я никогда, ни разу за все это время не позволила себе ничего лишнего. Он меня даже ни разу не поцеловал. Потом он ушел в армию, мы писали друг другу письма, я ждала его, целыми днями о нем думала. Знала бы ты, как я была счастлива, когда он вернулся! Мы уже собирались пожениться, уже день свадьбы наметили, и тут я потеряла голову — рассудила, что не имеет большого значения, когда наступит моя первая брачная ночь. Нам обоим так хотелось ее приблизить… А на следующее утро он пришел ко мне и сказал, что свадьбы не будет. Больше я его никогда не видела.