Сожаления Рози Медоуз - Кэтрин Эллиотт Страница 21

Гарри становился пунцовым и расплевывал кукурузные хлопья по всей комнате, а Бертрам снова утыкался в газету. Но через минуту хитро выглядывал и многозначительно мне подмигивал.

Да, мы с ним во многом сошлись; до такой степени, что когда наконец настало время уезжать, Гарри чуть язык не проглотил от зависти. Когда по дороге домой к нему вернулся дар речи, он наклонился и похлопал меня по руке, ошеломленно проговорив:

– Хорошо сработано, моя дорогая. Ты молодец. Черт возьми, ты так его очаровала, что он сам готов на тебе жениться!

– Боже упаси, – пробормотала я в ответ.

Но я явно пришлась Бертраму по душе, и если мы с Гарри разведемся… Вот в чем дело, угрюмо подумала я, уменьшая скорость на резком повороте в поселок Филли. Теперь мне все ясно. Даже слишком ясно. Неудивительно, что Гарри не в восторге от моей идеи, ведь ему не хочется расстраивать Бертрама. К чему опрокидывать тележку с золотыми яблоками? Наглядный пример: в конце нашей беседы Гарри заявил: «Остаешься со мной до поры до времени, Рози, и я прослежу, чтобы с тобой все было в порядке». До какой такой поры до времени? До времени смерти Бертрама, вот что он имел в виду; могу поспорить на тот самый готический особняк из серого камня, что как только Бертрам откинет копыта, Гарри будет только рад от меня отделаться. Он цепляется за меня потому, что я – страховой полис его наследства. Нет, Гарри, ничего у тебя не выйдет!

За вычерченными квадратиками полями, приютившись в рощице у реки, показался красивый старый фермерский дом Филли. Это был продолговатый низкий дом в форме буквы L, выстроенный из мягкого котсуолдского камня, как и все здания в этом районе. В это время года стены оплетали шишковатые ветви облетевшей глицинии. Филли, конечно, не знала, что я приеду, и ее могло не оказаться дома, но, выехав на ее аллею (в прямом смысле, ведь эта аллея на самом деле была законной собственностью ее мужа Майлза), я почему-то была совсем не удивлена, увидев ее в огороде за домом. Склонившись над грядкой, она выдергивала зимнюю зелень и складывала урожай в плетеную корзинку.

Филли выглядела потрясно, как всегда: на голове у нее была старая фетровая шляпа Майлза; темные волосы были заплетены в густую косу, и местами вокруг лица выбились завитки. Коса то и дело мешала работать, и Филли нетерпеливым жестом отбрасывала ее назад. У ног ее играли двое из троих ее детей, Берти и Хлоя: светловолосый шестилетний Берти и темненькая четырехлетка Хлоя. Эта идиллия вызвала у меня улыбку. Сентиментальная сцена словно сошла с поздравительной открытки Медичи; но с Филли всегда так. Она идеальна, не чета мне, так что кое-кого даже могло бы затошнить – не меня, конечно, ведь я ее несомненно люблю.

Услышав шум мотора, она повернулась, прикрыла глаза от солнца и прищурилась; но даже тогда лицо у нее было как у ангела.

– А я думала, мы завтра увидимся! – воскликнула она, бросив садовые перчатки и подбежав поприветствовать меня.

– Знаю. – Я вышла из машины и достала Айво из детского сиденья. – Но мне захотелось увидеть тебя сегодня, я не помешала?

– Ни капли. – Она обняла меня за плечи. – У нас беспорядок, как обычно; в доме помойка, есть почти нечего, но у меня есть бутылка вина и… О боже, Рози, что с тобой?

Я держала себя в руках, пока она меня не обняла, но потом взяла и разрыдалась на плече у старшей сестренки.

Филли прижала меня к себе на минутку, а потом повернулась к детям, которые сгрудились у ее ног и таращили на меня глаза.

– Берти, отведи Айво в детскую и покажи ему новую железную дорогу. Вот так, молодец, а потом найдите Анну, пусть она даст вам печенье. Хлоя, иди с ними.

– А что с тетей Рози? – спросила Хлоя, пораженная, что взрослая тетя плачет: без сомнений, такого она в жизни не видела. Во всяком случае, у себя дома.

– Ничего. – Филли легонько подтолкнула ее. – Иди, милая, я приду через минутку.

Филли отвела меня в дальнюю часть огорода, где под шестами для ползучей фасоли стояла старинная каменная скамейка. Минуту мы сидели в тишине. Наконец Филли спросила:

– Что произошло, Рози?

– О, что только не произошло, Фил! Гарри. Я. Я и Гарри.

Она кивнула, будто ожидала такого ответа. Я горько улыбнулась:

– Разумеется, никто не удивляется. Мало того, большинство даже радо.

– Кто это – большинство?

– Ну, вообще-то, только Элис, но она чуть не подпрыгнула от радости. И папа, но я ему всего лишь намекнула. Не хотела его расстраивать. Ты же его знаешь, он расплачется, только если ему скажут, что крикетный сезон подошел к концу.

– Значит, все кончено?

– Да. Филли, я его ненавижу, и, к счастью, он меня тоже, так что все замечательно, не так ли? – Я глухо рассмеялась. – Все счастливы.

– Он вовсе тебя не ненавидит. Сгоряча люди говорят ужасные вещи.

– О нет, ненавидит, он меня презирает и прямым текстом объяснил мне, почему. И самое смешное, Фил, все, в чем он меня обвинил, – правда. Я просто никогда не подозревала, что именно эти черты моего характера могут вызвать ненависть.

– Например? – спросила она, ощетинившись вместе со мной.

– О, он заявил, что я невежда и домашняя клуша, что не могу высказать свое мнение за пределами кухни. Что у меня нет собственных взглядов на действительно важные вопросы, и в какой-то степени, наверное, он прав.

– А что такое, по его мнению, важные вопросы?

– О, ну ты знаешь, политика, религия, любая актуальная тема. И это правда, меня не слишком волнует Маастрихтский договор, [17]механизм контроля курса валют Европейского экономического сообщества и прочая чепуха, ведь это так далеко от меня и не имеет ничего общего с моей жизнью.

– Да, но тебя волнуют другие вещи.

– Какие же?

– Образование, здравоохранение – проблемы, близкие твоему сердцу. Они волнуют всех нас.

– Да, – медленно ответила я. – Наверное. Но все равно, Филли, как обидно слышать это от…

– От законченного фашиста, – перебила меня она.

Как я обрадовалась ее, такой безоговорочной, поддержке!

– Да, Филли, да, ты права! Но как поздно я поняла это: лишь теперь, когда заставила себя отойти в сторону и посмотреть на него беспристрастно, как на отдельного человека, а не на своего мужа и отца моего ребенка.

– А как же иначе, – поддержала меня Филли. Раньше ты была слепа из-за преданности.

– И еще оттого, что хотела, чтобы это было правдой. Мне было необходимо не видеть его недостатки. Обманывать себя, что мы идеальная счастливая семья с ребенком.

– Бога ради, для счастливого брака необязательно, чтобы ваши политические взгляды совпадали. Взять меня и Майлза. Он готов проголосовать за осла с голубой ленточкой на шее, а я завзятая либералка. И что с того? Как же самое главное? Как же любовь, страсть? Куда все это подевалось?