Подделка - Дженифер Крузи Страница 21

– Все устроено. Они будут в восемь. Мейсон сгорает от нетерпения. – В отличие от Мейсона Гвен явно не испытывала нетерпения. – Ты вынула карточки? – поинтересовалась она у дочери.

– Иду за ними, – так же напряженно ответила Тильда. Обе казались на редкость несчастными.

– Не привыкли к преступной жизни, верно, девочки? – усмехнулся Дэви.

– Господи, конечно, нет, – вздохнула Гвен и снова направилась в галерею.

– Вы тоже можете идти, – разрешила Тильда, и Дэви подумал, не заняться ли ему прямо сейчас разведенной Ив. Но тут свет снова упал на сумасшедшие голубые глаза Тильды, и она показалась ему упрямой, невыносимой, раздражающей – и бесконечно более интересной, чем Ив, если, разумеется, он сможет удержать ее от членовредительства. К тому же Дэви уже знал, как она умеет целоваться.

– Итак, – сказал он, соскальзывая по двери, чтобы сесть на пол, – поговори со мной, Матильда Вероника. Расскажи мне все без утайки.

Клеа сидела за туалетным столиком, исходя злобой. Злобой, порожденной страхом и паникой. Мейсон потерял голову от этой жуткой особы Гуднайт!

Будь Гвен двадцать, это еще было бы понятно.

Клеа посмотрелась в зеркало. Сорок пять лет неусыпных забот о собственном теле не могли сделать ее двадцатилетней. Страшно подумать, с какой легкостью она промотала, вернее, пустила по ветру свою юность. Немало богатых людей пытались ее заполучить, но Клеа взбрело в голову стать актрисой. Ей хотелось показать всему миру, что она тоже что-то собой представляет.

Но проблема в том, что для этого нужны деньги, деньги и еще раз деньги.

– У тебя почти не остается времени, – в бешенстве прошипела она своему отражению. – Ты никогда не умела выбрать правильно, и теперь часики тикают. Делай же что-нибудь, глупая сука!

Она не заметила, как нахмурилась от презрения к себе. А вот этого делать не стоит! Это прибавляет ей добрый десяток лет.

Клеа разгладила лоб, стирая гнев, а когда гнев испарился, осталась только паника.

«Нет!»

Клеа выпрямилась и улыбнулась себе. В конце концов, ее соперница – не двадцатилетняя девчушка, а Гвен. Старуха Гвен. Так, может, дело не в женщине, а в галерее? А в таком случае почему бы не купить эту чертову галерею? Ох уж эти мужчины! Ни грамма мозгов!

Тут зазвонил телефон, и она подняла трубку, готовая изуродовать любого звонившего просто из принципа!

– Клеа! – проблеял Рональд. – Дорогая!

«Дорогая! Черта лысого!»

– Скажи, что Дэви Демпси сейчас на пути в Тибет, – процедила она сквозь зубы.

– Почему в Тибет? – не понял Рональд.

– Ты должен был избавиться от него. Ты снова меня подводишь, Рональд.

– Но я не знаю, где он, – в панике заверещал Рональд. – Не беспокойся, все в порядке! Я потолковал кое с кем…

– Не желаю, чтобы ты толковал кое с кем, – перебила Клеа. – Я хочу, чтобы ты раз и навсегда покончил с ним. И не июни, пока не уберешь его с дороги.

– Но я… – начал Рональд.

Клеа бросила трубку, испытывая поистине свирепую радость оттого, что может сделать это столь вызывающе. Телефоны, в которых приходится нажимать кнопку, чтобы отключиться, долго не продержатся. Людям нужны рычаги, чтобы с размаха швырять на них трубку. Чтобы давать понять дуракам, когда они зарываются. Дуракам вроде Рональда.

Глаза Клеа зловеще сузились.

И Гвен Гуднайт.

Ей нужно предусмотреть все случайности.

Задумчиво постукивая ногой по полу, Клеа подняла трубку и набрала номер.

– Рональд? – спросила она уже куда мягче. – Прости, просто меня очень тревожит Дэви. – Рональд успокаивающе закудахтал в трубку, и Клеа нетерпеливо поморщилась. Ничего не поделаешь, приходится терпеть этого болвана! – Послушай, ты можешь помочь мне другим способом. Ты всех знаешь, всюду бываешь. Будь лапочкой, узнай все, что сможешь о Гвен Гуднайт и «Гуднайт гэлери». Особенно о Гвен Гуднайт. – Рональд из кожи вон лез от усилий заверить ее в своей преданности, что-то безостановочно лопоча. – Сделаешь? О, спасибо, дорогой. Буду думать о тебе.

Повесив трубку, она улыбнулась: «Он наверняка что-нибудь нароет».

Одно в Рональде хорошо: он свое дело знает, да и исполнитель он прекрасный.

Клеа мельком увидела себя в зеркале. Опять эта хмурая физиономия. Она выглядит на все сорок!

Лицо на миг исказилось паникой.

Нет, она не стареет! Пока еще нет! У нее нет денег, она не хочет быть одинокой и бедной…

Клеа глубоко вздохнула и, улыбаясь, взглянула в зеркало снова. Оттуда на нее смотрел ангел.

– Больше так не делай, – сказала Клеа зеркалу и подошла к шкафу, чтобы отыскать нечто такое, что заставит Мейсона забыть о галереях вообще и о Гвен Гуднайт в частности.

Тильда устремила мрачный взор на Дэви, преспокойно преграждавшему ей путь к бегству. Ничего не скажешь, он чертовски хорош для вора-шпиона.

– Я не желаю говорить с вами. Пропустите.

Дэви только ухмыльнулся:

– Итак, Матильда, признайся: папочка мошенничал по малости?

– Да как вы смеете?! – Тильда гордо выпрямилась, изобразив на лице что-то, что, как она надеялась, сойдет за негодование. – Послушайте, вы, у моего отца была безупречная репутация. Как и у всего нашего рода на протяжении многих поколений! Мы Гуднайты!

– Рад за вас, – пробормотал Дэви несколько растерянно. Похоже, ей впервые удалось пробить брешь в его защите.

Подошедший Стив обнюхал его. Дэви подхватил песика, усадил себе на колени и загородился им, как щитом.

– Он имел привычку предупреждать людей насчет определенных картин, – продолжала Тильда, которая, похоже, уже не могла остановиться. – Советовал подождать, получить более надежные свидетельства, документы…

Она прикусила язык, заметив, как насторожился Дэви.

– Документы? Каким же образом он убеждался в подлинности картины?

– Он прослеживал ее происхождение, – объяснила Тильда фальшиво-праведным тоном. – Узнавал, кому и когда она впервые была продана, переписывался с бывшими владельцами. Он…

– Значит, он доверялся огромному количеству людей, – хмыкнул Дэви, поглаживая Стива. – Все, в чем он нуждался, это один-единственный мошенник в длинной цепочке. Только художник может знать наверняка, чья это картина.

– Даже художнику нельзя доверять! – презрительно фыркнула Тильда. – Часто Пикассо приносили его же картины для подтверждения подлинности, и если они ему не нравились, он отрицал авторство, хотя сам же их написал. Если же их написал кто-то другой, но они ему нравились…

– Он признавал авторство, – закончил Дэви. – Что же, весьма разумно.