Наследница из Гайд-парка - Жаклин Нейвин Страница 21

– Что с тобой? – спросила она.

– Это меня начинает раздражать, – ответил он.

– Что?

– То, что у меня остаются одни лишь ночи. Я помню, что мы решили никогда об этом не говорить, но временами мне становятся невыносимы наши половинчатые отношения. И когда ты переехала сюда, они стали совсем нестерпимыми.

Мэй разволновалась.

– Мне самой тоскливо без тебя, – призналась она. – Но тебе глупо расстраиваться из-за лорда Шарбонно.

– Он тебя любит.

– Но я... – Она чуть не сказала «я люблю тебя». Они никогда не говорили о любви. Эта была одна из многих тем, которых они старались избегать. Оба хорошо знали правду. Вместо этого она произнесла: – Но я его никогда не любила. Он был лишь моим поклонником. Я встречалась с ним раньше, но он мало что для меня значит.

– Хорошо. – Его глаза жадно прошлись по ее телу и вернулись к вырезу у шеи. Мэй почувствовала, что у нее от этого взгляда покалывает в груди, а соски твердеют, жаждая его прикосновений.

Он опустил голову в изгиб ее шеи, и Мэй услышала его удовлетворенный вздох. От этого она расслабилась, но только до того момента, как почувствовала прикосновение его длинных сильных пальцев. Она поняла его намерения, и ее охватили разноречивые чувства – возбуждение и страх.

– Триста вышла погулять в парке. Она может в любой момент вернуться.

– Это будет еще не скоро.

Мастерство, с которым он принялся ее возбуждать, было несравненным. Оно лишало ее всяких сил для сопротивления. Мэй буквально впилась в его рот. Роберт рассмеялся.

Этот смех привел ее в чувство и разозлил. Но Роберт не отстранялся и продолжал все так же вжиматься в ее тело.

– Я слышу, как открылась передняя дверь. Уходи, быстро.

– Ну и что, если она войдет? – усмехнулся Роберт. – Она найдет здесь тебя и меня... в таком виде... в таких деликатных позах. Она сразу поймет, что мы делаем. Это меня еще больше возбудит, а тебя?

– Нет! Я просто умру.

Он прильнул губами к ее шее.

– Страх обостряет чувства, – пробормотал он, чуть касаясь губами ее покрасневшей кожи. Он чуть сместился, так что его грудь прошла по ее. Она почувствовала острое удовольствие. – Опасность разогревает кровь.

Выгнув спину, она оттолкнула его руки. Она действительно чувствовала, как закипала ее кровь.

– Это... Роберт, я не могу...

– Ты можешь.

Она совершенно не знала, как ей быть.

– Они идут сюда.

– Нет, дорогая. – Он рассмеялся. – Это ты идешь.

По ее телу прошли могучие волны наслаждения. Мэй закусила губы, чтобы не закричать, и с силой сжимала своего возлюбленного, пока любовный шторм не угас. Когда она успокоилась, то закрыла глаза и откинулась назад, тяжело дыша, пытаясь собраться с силами.

У самого ее уха голос Роберта произнес:

– Эх, Мэй! Когда-нибудь ты меня погубишь.

Она услышала, что он поднимается, но не открыла глаз. Ей всегда причинял боль его уход.

А потом она услышала быстрые шаги маленьких ножек Эндрю, бегущих через дверь гостиной. Мэй поспешно поднялась, чтобы привести себя в порядок.

Не прошло и минуты, как двери распахнулись и в комнате появились Триста и Люси, все еще в своих легких плащах и с перчатками на руках.

– На улице просто восхитительно! – воскликнула Триста. Сняв шляпу, она пригладила волосы. – Поднялся ветер и немного щиплет морозец, но солнце ярко светит, когда его не закрывают тучи. Апрель такой непостоянный... Тетя Мэй, что вы делаете у открытого окна? – вскричала Триста. – Еще слишком холодно, а вы только в халате.

Мэй выпрямилась. Потом обернулась на окно, словно удивляясь, что оно открыто.

– Я... мне стало жарко. – Она вспыхнула, поняв, как двусмысленно прозвучали ее слова.

– Я это вижу. Ты совсем красная. Ты себя хорошо чувствуешь? О Боже! У тебя из губы течет кровь.

С расширенными глазами Мэй проверила свои губы и обнаружила капельку крови на раздувшейся нижней губе.

– Я... Думаю, это случайно. Мне надо прилечь. Я чувствую себя... уставшей.

Триста молча смотрела, как ее тетя почти бегом покинула комнату, после чего они с Люси обменялись недоумевающими взглядами.

Дом около парка оказался не особняком. Это был высокий городской дом с тремя этажами, выстроенный в стиле Палладио [2]. Под карнизами виднелось множество мансардных окон. Фасад был богато украшен. Расположенный перед домом сад ограждали чугунные решетки. Здание выглядело великолепно, и Роману пришлось признаться, что он восхищен.

Этот дом он разыскал без особого труда. Триста Фэрхевен была уже хорошо известна в высшем обществе. Она считалась одной из завидных невест города и уже имела знатных поклонников.

Она не могла больше от него скрыться.

Роман постучал чугунным кольцом в дверь и увидел, что за окном кто-то на него показывает рукой. Он ожидал, что его не примут, и когда вышедший лакей попросил его подождать в гостиной, был удивлен.

Появления Тристы он ждал с волнением, оглядывая со вкусом обставленную комнату. Эта комната произвела на него большое впечатление. Лучших он не видел. Похоже на то, что у Тристы в этом деле был знающий учитель. Особенно его удивила дорогая обстановка. Он почувствовал себя неловко. Комната словно напомнила ему, как изменилось положение Тристы.

Дверь приоткрылась, и Роман повернулся к ней, но единственное, что он увидел, была черноволосая головка на уровне дверной ручки. Головка тут же исчезла, и он услышал быстро убегающие шажки. Роман поднялся, раздумывая, не отправиться ли ему следом, чтобы посмотреть, кто это был. Он знал, что у Тристы есть сын. Последнее время он собирал все крохи информации о ней. И почти все его знакомые упоминали об этом сыне.

Зависть мучила его – Триста любила какого-то неизвестного героического капитана Фэрхевена и родила от него сына. Они поженились и достаточно быстро заимели ребенка. Должно быть, это была сильная любовь.

Когда в двери появилась Триста, он почти испугался – так глубоко он был погружен в раздумья. Она вошла в комнату уверенно и спокойно.

– Очень любезно с твоей стороны, что ты ко мне зашел, – с подчеркнутой вежливостью сказала она. – Хотя ты и злоупотребляешь нашим старым знакомством. Все, что нас связывало, в прошлом. И ничему из того нет места в настоящем.

Роман постарался, чтобы его поза казалась более непринужденной, и всмотрелся в ее лицо.