Превратности любви - Наталия Вронская Страница 21

Рим для путешественника был неисчерпаемым источником впечатлений. Капитолий, Форум, собор Святого Петра, потребуется не менее месяца, чтобы подробно изучить все. Арка Септимия Севера, храм Антонина и Фаустины на виа-Сакра и, конечно, Колизей, особенное впечатление производивший при лунном свете. Тот, кто не видел Колизея, освещенного полной луной или хотя бы ясной ее четвертью, мог сказать, что не видел ничего. Что такое развалины при беспощадном свете солнца? Всего-навсего невнятный отсвет былого величия. Но в сумраке ночи, в неверном свете бледной луны старинные камни полны призраков и готовы, кажется, открыть все тайны прошлого смелому и вдумчивому гостю! Известно, что сам лорд Байрон гулял по развалинам с леди Кэролайн Лэм в первую пору их безрассудной влюбленности. Любители особо острых впечатлений ночью выезжали из города в одни ворота и, проехав вдоль наружной стены, въезжали обратно в Рим в ворота Сан-Джованни, чтобы увидеть все величие Колизея, не умаленное никаким соседством. Но знаменитые римские разбойники с наступлением темноты делали такой путь очень опасным, и тот, кто соглашался на такое путешествие, рисковал не только своим кошельком, но подчас и жизнью. Поэтому наши дамы, нынче ни в коем случае не желавшие рисковать, осмотрели Колизей при дневном свете, сопровождаемые многочисленными и говорливыми чичероне.

Софья, в отличие от итальянки Фабианы, ни слова почти не понимала из быстрой речи местных уроженцев, насыщенной цветистыми оборотами и пышными сравнениями. Она предпочитала спокойную прогулку под руку с Александром. После их объяснения, такого пылкого и неожиданного, или почти неожиданного, она чувствовала, что хотя и должна, но никак не может расстаться с ним. Ей бы следовало сказать, что им нельзя более видеться, нельзя привыкать быть рядом, так запросто говорить и смотреть друг на друга влюбленными глазами! Ах, где же благоразумие? То благоразумие, что никогда не изменяло ей? Оно пало под натиском чувств, прежде никогда не испытанных…

Ей бы надлежало опасаться, но Соня ничего не боялась. Она не представляла себе, и была совершенно права, ничего дурного от этого человека, казавшегося ей таким мягким, таким поэтичным. Он читал наизусть стихи, цитируя Данте, что так подходило к случаю, и Петрарки, рассказывал впечатления свои от книг и путешествий, предпринятых им в юные годы. Как каждый молодой дворянин своего времени, он не смог бы назвать себя в восемнадцать лет человеком знающим, не совершив путешествия. И хотя самая ранняя молодость Тургенева пришлась на те годы, когда в Европе затевались громадные прожекты Бонапарта, все же он побывал за границей, был и в Италии, и вот теперь рассказывал о своих тогдашних впечатлениях Софье и сравнивал их с нынешними. Пришлось ему бывать и за границей в качестве офицера, но то было совсем иное. Этого он не рассказывал, но только дивился тому, какая это разница: путешественник за границей и солдат — в заграничном походе. Какие разные мысли, впечатления и рассуждения возникали в голове и в душе.

Теперь Александр был не просто путешественником, он был влюбленным путешественником. И оттого Италия представлялась ему страной еще более прекрасной, чем ранее.

— А все же мне бы хотелось увидеть Колизей ночью, — сказала Софья.

— Что за романтическая причуда! — воскликнула Фабиана. — Никакие развалины не заставят меня рисковать собою.

— Какой же риск? — ответила Софья. — Если не выезжать за пределы городских стен, то никакой опасности для жизни быть не может.

— И все же я совершенно отказываюсь принимать участие в подобной авантюре. Тебе приказывать я не вправе, ты можешь поступать как хочешь, но мой совет — отказаться от ночной прогулки. Я полагаю, тебя сопровождать будет господин Тургенев… Я не сомневаюсь в его опеке, но сомневаюсь, что он сможет противостоять более чем одному противнику.

— Да отчего на нас должны напасть? — возмутилась Соня. — Но, даже опасаясь подобной истории, не стоит ли рискнуть? Увидеть Рим и не увидеть главной его достопримечательности ночью, когда это почитают за счастье видеть другие путешественники… Мне будет стыдно, когда меня спросят, объяснять это трусостью!..

— Мой друг! Ты не воин, тебе не надобно доказывать свою смелость.

— Я никогда не рисковала и всегда была против безрассудств. Но сегодня, мне кажется, я обязана рискнуть!

— Ба! Да что с тобою? — Фабиана была не на шутку удивлена. — Никогда я не слышала от тебя подобных речей! Куда делось твое спокойствие? Где рассудительность и осторожность? Я теряюсь в догадках! Что так повлияло на тебя?

Что повлияло? Софья и себе бы не призналась, что те чувства, которые с каждым днем делались в ней все сильнее, все больше забирали власти над ее рассудком и душой, стали причиной ее решительных рассуждений.

— Впрочем… — задумчиво произнесла Фабиана. — Если уж ты решилась… Отпустить одну я тебя не могу. На мне все-таки есть за тебя ответственность. Что я скажу Любови Матвеевне, если с тобою что-нибудь случится? Поедем вместе! Возьмем еще людей…

— Как отлично все устраивается!

— И к полнейшему твоему удовольствию…

Сказано — сделано. Фабиана и Софья предложили свой план Тургеневу. Тот не отказался. Более того, его, казалось, вдохновила эта ночная прогулка. Когда Фабиана высказала ему свои опасения, то он решительным образом успокоил ее. А для того, чтобы она вовсе перестала волноваться, заметил, что ничто не помешает им взять с собой нескольких человек для охраны. Таким образом, в ближайшую же ночь два экипажа подъехали к самому Колизею. Прогулка по развалинам, как все того и ожидали, была и таинственной, и интересной, и полной романтизма, столь теперь модного.

— Какой-нибудь древний колдун здесь был бы вполне уместен, — шутливо сказала Фабиана. — Сонмище летучих мышей, старинное проклятие…

— И тогда сюда бы точно никто не пришел бы гулять об эту пору, — смеясь, ответил ей Тургенев.

— И хорошо!

— Думаю, нашлись бы смельчаки, которые рискнули бы и жизнью своею, и вечным спасением, но пришли бы сюда, — возразила подруге Софья.

— Пожалуй, — сказал Александр. — Но разве так уж привлекательна участь Мельмота-Скитальца, связанного проклятием?

— Но если проклятие принято добровольно? Фауст, например… — тихо произнесла Софья.

— Да разве Фауст был счастлив? — спросил Александр.

— А разве он был проклят? — легкомысленно спросила Фабиана.

Молодые люди рассмеялись и еще немного прошлись по развалинам. Затем Фабиана заявила:

— Все! Basta! Я устала. И я иду к коляске. Поторопитесь!

— Конечно, дорогая… — ответила ей Софья.

Фабиана довольно быстрым шагом, сопровождаемая одним из охранников, направилась к экипажу и вскоре ее уже не было видно. Софья молча стояла, опершись на руку Александра. Бог знает, что за думы кружились в ее голове. Он смотрел на нее, думая, что, быть может, она нарочно захотела побыть эти несколько минут с ним наедине. Эта мысль была ему приятна и согревала сердце, мучившееся сомнениями и тревогой. Александр ничего не замечал вокруг. Не увидел он, как в темноте в развалинах скользнула одна тень, за нею другая…