Искупление Габриеля - Сильвейн Рейнард Страница 21

Профессор Эмерсон смотрел вслед удаляющейся жене. Все в нем клокотало от злости. Ему хотелось схватить Кристу Петерсон за волосы и как следует проучить. Впрочем, в бытность Кристы его аспиранткой она постоянно пыталась его соблазнить, и такая выходка ей бы очень понравилась.

Она бы снимки сделала для своего альбомчика.

И потом, ему не свойственно поднимать руку на женщину.

А может, свойственно. Возможно, ему очень хотелось ударить женщину. Гнев и насилие таились в нем, записанные в молекулах ДНК. Наверное, он копия своего биологического отца.

Габриель закрыл глаза, торопливо отгоняя роящиеся мысли. Сейчас не время раздумывать о том, что ему известно и чего он не знает о своих биологических родителях.

Габриель отличался взрывным характером, который он пытался контролировать, однако часто терпел неудачи. В один из таких моментов он, к своему стыду, ударил женщину.

Это было в Торонто, когда он преподавал в местном университете. Его окружали красивые и сексапильные женщины. Город радовал обилием концертов и выставок. И тем не менее Габриель страдал от депрессий. К нему стала приезжать Полина, и они возобновили свои отношения. Опять. После каждой встречи он клялся себе, что это было в последний раз. Но потом, стоило Полине коснуться его тела, он в очередной раз ей уступал.

Габриель знал, что так нельзя, что эта связь разрушает их обоих. Увы, его дух, желавший освобождения, был привязан к физически сильной, но морально очень слабой плоти.

После ее возвращения в Бостон он начал сильно пить и вскоре стал ВИП-клиентом в местном клубе «Лобби». Каждый вечер он трахался с новой женщиной. Иногда – с одной за вечер, и тогда он особенно сильно напивался. Бывало, что и с несколькими одновременно.

Но ни выпивка, ни женщины не помогали. Прошлое преследовало его, а приезды Полины лишь все усугубляли. Габриель чувствовал: один неверный шаг – и в нем проснется кокаиновая зависимость.

Потом он познакомился с Энн. Их сблизило увлечение фехтованием. Несколько раз они встречались в спортивном клубе. Последний поединок закончился тем, что они нашли укромный уголок и предались недолгому, но бурному сексу.

Энн Сингер обещала новые, мучительно-сладостные удовольствия. Ее страстный шепот манил, звал в дебри неизведанных наслаждений, каких Габриелю еще не доводилось испытать.

Эта женщина его заинтриговала. У нее хватило силы запихнуть разум Габриеля в его тело и держать там, лишив способности думать и беспокоиться. В таком состоянии Габриель и пребывал в подвале ее торонтского таунхауса: обнаженный, поставленный на колени и связанный по рукам и ногам.

Сочетая наслаждения с наказаниями, Энн ошеломила его чувства. Габриелю казалось, что каждый удар выбивает из него всю душевную боль. В мозгу тлела лишь одна мысль. Он удивлялся, почему ждал так долго и не прибегнул к физической боли, чтобы загасить ею страдания души. Но вскоре и эта мысль покинула его.

Затем началась полоса унижений. Энн взяла верх над его телом и разумом. Нанося удары по плоти, она стремилась сломить его волю.

Габриель разгадал направленность ее действий. Его душа взбунтовалась. Да, он желал и с готовностью принимал физическую боль, но противился психологическим манипуляциям. Прошлое и так оставило на нем достаточно душевных ран.

Он начал сопротивляться.

Энн обвинила его в попытке занять доминирующее положение и удвоила свои усилия. Она пересказывала ему историю его жизни… даже не историю, а некий миф, строящийся исключительно на ее предположениях и «кабинетном анализе». Между тем некоторые фрагменты этого мифа находились в опасной близости к правде. Что же касалось всего остального…

В Габриеле что-то вдруг надломилось.

Сейчас, в колледже Святой Анны, стоя перед входом в аудиторию, Габриель не мог припомнить, какие слова профессора Сингер выбили его тогда из колеи. Он не помнил, долго ли продолжалось их столкновение. В памяти осталась лишь раскаленная, ослепляющая ярость.

Одним быстрым движением он порвал веревки, связывавшие правую руку, – такое не каждому под силу – и ударил Энн по лицу. Миниатюрная фигура его истязательницы рухнула на плитки пола.

Габриель поднялся на ноги и, тяжело дыша, навис над ней. Она не шевелилась.

Дверь в подвал резко распахнулась, и туда ворвался охранник Энн, с которым Габриелю пришлось боксировать одной рукой. Ему тогда досталось. Избитого, окровавленного, Габриеля выкинули на снег и следом швырнули его одежду.

Это был его последний сексуальный контакт с Энн и завершающий опыт по части садомазо. Габриеля шокировало то, что он утратил контроль и ударил ее. С тех пор он дал себе слово никогда не поднимать руку на женщину. Ему и сейчас было стыдно за тот случай.

Закрыв глаза, он попытался успокоиться. Он никогда не рассказывал Джулианне все подробности его стычки с профессором Сингер. И не расскажет. Есть моменты, о которых лучше всего молчать.

Он составил мысленный список известных дантоведов, присутствовавших при устроенном Кристой представлении. Эти люди наверняка запомнили услышанное. Но в университете у него прочное положение. Он входит в штат преподавателей. Так что пусть они катятся ко всем чертям!

Прямо в «Ад» Данте. Пусть займутся исследованиями в «полевых условиях».

Но нужно нейтрализовать Кристу, пока она не нанесла новых ударов по репутации Джулианны. Она выставила Джулию шлюхой, добивающейся научных успехов через постель.

Обуреваемый этими мыслями, Габриель поправил галстук-бабочку, одернул пиджак и вошел в зал.

* * *

Джулия заметила появление Габриеля. Вид у него был мрачный.

Он бросил на сидевшую рядом с профессором Паччиани Кристу злобный взгляд, а потом сел между Джулией и профессором Пиктон и молча достал из кожаного портфеля блокнот и любимую перьевую авторучку. Язык его жестов был намеренно вызывающим.

Джулия пыталась сосредоточиться на содержании лекции, касавшейся использования числа «три» в «Божественной комедии» Данте. Предмет лекции и стиль изложения нарушали все мыслимые Женевские конвенции о запрете пыток и наказаний. Еще тяжелее было слушать это, сидя рядом с Габриелем, и чувствовать исходящие от него волны гнева. Под элегантным костюмом-тройкой таился настоящий вулкан.

Краешком глаза Джулия видела, как Габриель, не отрываясь, строчит в блокноте. Его изящный почерк изменился. Буквы сделались более угловатыми. Он сильнее обычного давил на перо. Рот Габриеля был плотно сжат, а на лбу, между темными бровями, обозначилась знакомая складка, частично скрытая под стеклами очков.

Джулия была раздосадована поведением мужа, но не сердилась на него. Он вел себя так, как и надлежало вести ангелу мести. Бывали моменты, когда она благословляла эту черту его характера; например, когда он до полусмерти избил напавшего на нее Саймона.