Только моя - Элизабет Лоуэлл Страница 21

Вулф взглянул на ясную улыбку Джессики и почувствовал, что его терпение иссякает. Если бы она дулась или жаловалась, он мог бы выговаривать ей, но ее неизменная бодрость делала это невозможным.

Она знала об этом так же хорошо, как и он сам. Возможно, даже лучше него.

— В кухню, ваша милость, можно пройти через эту дверь.

— Вот как.

Она подобрала юбки своего пришедшего в жалкий вид платья и протиснулась между косяком двери и своим неуступчивым мужем.

— Жду ужина через час, — деловито сказал Вулф, в то время как мягкая ткань скользила по его бедрам, вызывая напряжение в каждом мускуле. — Кофе я выпил бы и того раньше.

— Надеюсь, что так и будет, — согласилась Джессика.

Однако у нее не было никакой уверенности в том, что Вулф получит этот кофе.

Пол на кухне был кирпичный, по стенам висели посудные шкафы, а кроме того она обнаружила насос, раковину и большую плиту. Небольшой стол в углу был, очевидно, сработан тем же умельцем-трясуном, который оборудовал спальню. Мешки с запасами стояли вдоль стен на полу.

Сейчас, когда Вулф не наблюдал за нею, улыбку как будто стерли с лица Джессики. Напускную бодрость сменили физическая усталость и понимание сложности предстоящего испытания. Кажется, она была на пределе.

Не видно было облегчения и в перспективе. Как ни старалась Джессика добиться от Вулфа элементарного проявления человеческого тепла, после нападения индейцев он оставался резким, холодным, его невозможно было чем-то ублажить. В довершение всего без передышки дул и стонал по всей земле ветер. Когда она оставалась одна, его завывания леденили ей душу

Сейчас она постоянно бывала одна, но даже тогда не была столь одинокой, как в присутствии Вулфа. Ее рука потянулась к груди. Под одеждой, в складках кружев, находился медальон. Знакомые контуры ожерелья вернули ей уверенность.

— Ладно, — сказала она себе, стараясь придать голосу бодрость, чтобы побороть ужас, который навевал на нее ветер — Где, по твоему мнению, может Вулф держать кофейник? И как он выглядит?

Негромкое завывание ветра было ответом, который ей меньше всего хотелось услышать. Она нашарила спички и зажгла лампу, поскольку Вулф закрыл ставни перед отъездом. Она видела раньше, как прислуга зажигала различные лампы, но ей понадобилось время, чтобы отрегулировать фитиль. Правда, лампа сильно коптила, но это было лучше, чем находиться в полной тьме.

Ветер гремел по крыше, и верх печной трубы звенел, словно цепи. Это напомнило ей случай из далекого детства в Шотландии, когда она спряталась на кухне у судомойки, потому что не могла больше выносить звуков, доносящихся из отцовских комнат. Джессика уже давно не вспоминала об этих вещах. Ей совсем не хотелось начинать это сейчас.

Чтобы заглушить ветер, нагоняющий тоску и мрачные воспоминания, Джессика, приступив к поискам, стала напевать про себя. Песенка, которую она мурлыкала, ей очень нравилась: «Парень с гор, красавец парень» Слова ей всегда казались простоватыми, зато бодрая, ритмичная мелодия поднимала дух. Чем свирепей завывал ветер, тем громче пела Джессика, открывая и закрывая посудные шкафчики в поисках кофейника.

Держа изрядно коптящую лампу над головой, Джессика осмотрела все шкафы, но ей не удалось найти ничего, что напоминало бы изящный серебряный сосуд, из которого прислуга лорда Стюарта наливала кофе. Не удалось ей отыскать и небольшие серебряные или фарфоровые с узорами чашечки, которые подавались в спальню.

— Что же это такое! — пробормотала она.

Джессика начала поиски и песню заново.

Изучая содержимое шкафов, она вдруг почувствовала, что не одна в комнате. Она повернулась.

Вулф стоял со скрещенными на груди руками, опираясь о дверной косяк, и как-то загадочно смотрел на новоиспеченную хозяйку.

— А песенка-то…

— Это «Парень с гор, красавец парень». Довольно глупенькая песенка про шотландского парня, который носит шапку.

Вулф закашлялся, стараясь скрыть душивший его смех.

— Ну да. Я так давно не слышал подлинных слов, что позабыл их. — Он как-то странно хмыкнул и отвернулся.

— Ты здоров, Вулф?

Вулф с трудом поборол улыбку.

— Я знаю, что у меня не тот голос, чтобы выступать на сцене, но еще никто над ним не смеялся. Если он тебя до такой степени забавляет, я постараюсь петь почаще.

— Я сомневаюсь, что подлинные слова этой песенки будут так же забавны, как и те, которые тебе известны. — Вулф видел, как Джессика наклонила голову и смотрела на него большими аквамариновыми глазами. — Ты похожа на кошку, когда вот так молча смотришь на меня.

От пристального взгляда Вулфа у Джессики перехватило горло. Она почувствовала странное тепло под ложечкой, как если бы он снова гладил ее волосы. Но сейчас он не касался ее. Он просто неотрывно смотрел.

Не без усилия она заставила себя заговорить.

— А какие слова ты знаешь, которых не знаю я?

— Их много.

— Чудесно. Научи меня, и мы вместе споем.

Вулф сжал губы, чтобы не потерять контроль над собой и не улыбнуться.

— Слова, которые я знаю, тебе покажутся ужасными.

— Почему?

— Они касаются, помимо прочего, орудия Адама, — сказал Вулф вкрадчиво.

Джессика непонимающе посмотрела на него.

— Почему разговор об орудии Адама покажется мне ужасным?

— Ему поют славу за то, что оно служит как истребитель блох, мотыга, удочка, барабанная палочка, романская свеча, клеймо, кинжал, шпага, волшебная лоза, шомпол, пистолет и, наконец, как многозарядное ружье. — Голос Вулфа дрожал от сдерживаемого смеха. — Есть и другие названия для него. Множество названий. И для каждого из них найдется куплет на мелодию, которую ты напевала.

Джессика нахмурилась, она напряженно размышляла.

— Значит, многоцелевой инструмент?

Вулф забыл про все на свете, запрокинул голову и разразился неудержимым смехом.

Сочные звуки мужского смеха родили у Джессики такое ощущение, будто она стоит возле огня. Часть напряжения спала. Чувство облегчения почти пьянило, и она поняла, как боялась, что никогда больше не сумеет развеселить мужа.

— Как ты говоришь? — справился наконец со смехом Вулф. — Многоцелевой инструмент! К счастью, Ева тоже была щедро одарена природой.

Джессика заморгала глазами.

— Как это, прости, пожалуйста?

— Орудие Адама дополняли достоинства Евы.

— Не понимаю.

— У Евы было плодородное поле, которое Адам вспахивал мотыгой, затененный кудрявыми ветвями пруд, в котором он ловил рыбу, глубокий колодец, который он открыл с помощью волшебной лозы, нежные ножны, куда он мог вкладывать свой кинжал или шпагу… ага, судя по появлению алых роз на твоем лице, ты начинаешь немного понимать.