Спасительная любовь - Эйлин Драйер Страница 21

— Он оказался куда более действенным.

Кейт кивнула.

— Но все же недостаточно результативным, если через короткое время стали распространяться слухи о давней связи Оливии с ее двоюродным братом Тристрамом Гордоном. Для молодого импульсивного Джека это было уже слишком, поэтому он инициировал развод и убил на дуэли бедного Тристрама.

Таковы таланты Джервейса, чуть было не сказала Оливия. Хотя леди Кейт уже предложила ей помощь, Оливия еще не знала герцогиню настолько хорошо, чтобы понять, как она относится к улыбчивому красавцу Джервейсу.

— Так и было, — прямо сказала она.

— Дурно воспитанный ребенок, — вырвалось у леди Би.

— Господи! — пробормотала Грейс.

Леди Кейт кивнула:

— Прямо как в сентиментальном романе, из тех, что печатает «Минерва пресс», не так ли? Хотя мне все стало ясно, когда они попытались сделать из Тристрама козла отпущения. Помимо всех остальных нелепостей.

Оливия замерла.

— Вы знали Триса?

Леди Кейт посмотрела ей прямо в глаза.

— Я знаю, кто был предметом его страсти.

Оливия пять лет жила в аду и не роптала. Но слова леди Кейт почти сломали ее. Леди Би сочувственно похлопала по ее руке, и Оливия едва не задохнулась.

— Я, конечно, тоже встречалась с Тристрамом, — с потеплевшими глазами продолжила герцогиня. — Меня очень опечалила его смерть.

Оливия проглотила комок в горле.

— Как и меня.

Милый Трис — ее тень, когда она была совсем маленькой, лучший друг, когда она подросла, наперсник, когда она стала взрослой. Он стал жертвой людской непорядочности и не был никем оплакан, кроме нее и еще этой хорошо владеющей собой герцогини, которая брала на работу беременных служанок.

— После дуэли Джек вынужден был покинуть страну, — продолжала леди Кейт. — Оливия, неужели прошло уже четыре года?

— Пять. Джек застал меня и Триса в ситуации, которая показалась ему компрометирующей, и вызвал Триса на дуэль, а меня в тот же день выгнал из дома.

— Очень действенно с его стороны. Вы вернулись к родителям?

— На неделю, пока мой отец не вычеркнул мое имя из семейной летописи во время богослужения.

Грейс перестала дышать. Леди Кейт закусила губу.

— Я справилась, — сказала она самым ровным голосом, на который оказалась способна. — Она никогда бы не смогла рассказать им, какой ценой. Это останется с ней. Даже Джорджи, которая знает больше, чем кто-либо другой, известно далеко не все.

— И Джервейс узнал вас на балу, — сказала леди Кейт. — Я не ошиблась, да?

— Да, — сказала Оливия, вставая, как если бы это помогло ей избежать проницательных глаз леди Кейт. Она принялась рассматривать сладострастных фарфоровых пастушек, выставленных на каминной полке. — Он больше других обличал меня, когда я уже оказалась в самом тяжелом положении.

— Так и было, — согласилась леди Кейт. — И он угрожал вам?

— Джервейс? — повторила Оливия, и при мысли о его сладкоречивом насилии тошнота подступила к ее горлу. — Можно сказать, да. Он разозлился… увидев, как все обернулось.

Разозлился. Какой замечательный эвфемизм. Он был готов убить.

— Я слышала, что ваш малыш умер.

Оливия застыла, она боялась пошевелиться, чтобы не выдать боль, которую вызвали эти слова. Ее самые драгоценные воспоминания и самые опасные. Ее Джейми. Прижав руку к спрятанному под платьем медальону, она уставилась на фигурку смеющейся пастушки.

— Это было тяжелое время.

Воцарилось молчание. Ей хотелось бы сказать больше, но она не знала как.

— Я сожалею, — тихо сказала Грейс.

— Небесный хор, — шепнула леди Би, и это прозвучало как молитва.

Оливия не знала, что сказать.

— Спасибо вам. — Это все, что она смогла произнести.

— Что теперь? — спросила леди Кейт подозрительно сдавленным голосом.

Оливия оглядела своих подруг.

— Мне следует уйти, — снова повторила она, втайне надеясь, что леди Кейт повторит свое предложение.

После некоторого размышления леди Кейт оправдала ее надежды.

— О, я так не думаю, Оливия. Я считаю, вам надо остаться здесь, где мы могли бы наслаждаться нашей дурной славой. Кроме того, я, пожалуй, единственная персона, которая может заставить Джервейса держать язык за зубами.

Должно быть, у Оливии был недоверчивый вид, потому что леди Кейт посмотрела на нее свирепо.

— Моя семья мало интересуется мной. Вернее, они стараются не упускать меня из виду, чтобы присылать грозные предупреждения относительно моего положениям обществе и состояния моей души, в таком порядке. — Она ухмыльнулась. — Но я все еще дочь и вдова герцогов, и не важно, что говорит мой брат, это все еще имеет значение. Что скажете, Оливия, стоит нам поставить на уши всю Бельгию и Лондон?

Оливия снова удивилась тому, какими горячими бывают слезы. С ней очень давно никто не был так добр. В этот миг она почти отбросила свои опасения и была готова рассказать им все до конца.

— Но нет. Нельзя. Она снова села и взяла в руки чайную чашку с таким видом, словно нашла прибежище.

— Семейству Джека незачем знать, что он жив, — сказала леди Кейт, наливая всем еще чаю. — Поскольку Джервейс уже знает, кто вы, ему-то можно сказать.

Оливия чуть не поперхнулась. Она взглянула на грязный, видавший виды ранец, лежавший на полу, и вздохнула.

— Мы не можем сказать Джервейсу, — сказала она, пряча разочарование. — Мы не можем никому ничего говорить. Боюсь, все гораздо запутаннее, чем моя дурная слава.

— Но, моя дорогая, в дурной славе нет ничего запутанного, — уверила ее леди Кейт, весело помахав рукой. — На самом деле это очень простая вещь. Я заработала свою, сказав Салли Джерси, что ей ужасно не идет красно-коричневое. К тому времени как я танцевала в Карлтон-Хаусе в муслине, меня признали старомодной.

— Это очень серьезно, леди Кейт. То, о чем я хочу рассказать, гораздо рискованнее, чем потеря репутации.

— О Боже, — заинтригованно произнесла леди Кейт. — Что может быть хуже, чем потеря репутации?

Оливия задержала дыхание и сурово посмотрела на подругу.

— Предательство.