Золотой плен - Хизер Грэм Страница 21

« Я не хочу умирать!» Дрожь пронзила Аэда, когда он взглянул в холодные синие глаза норвежца, но на его лице не дрогнул ни один мускул.» О Боже, я старый человек, который боится смерти, — думал он, молясь. — Да, тем не менее, я уже почти в долине теней…» Аэд поднял свой тяжелый боевой меч высоко, и молитва исчезла из его сознания. Он ударил первым. Удар за ударом. Это казалось, был стремительный танец, а не пляска смерти. Мечи визжали, когда сталь ударялась о сталь.

Руки Аэда сотрясались от каждого удара врага. Аэд и Белый Олаф сражались один на один. По крайней мере, в этом состояло преимущество: не надо было опасаться нападения сзади. Аэд был человеком, который вышел из первого своего поединка победителем и с тех пор никогда не проигрывал даже более сильным и умным соперникам. На этот раз утешало только одно: он продержался довольно долго и теперь мог гордо принять смерть, смерть воина, смерть короля.

Удар меча викинга заставил его упасть на колени. Он попытался подняться снова, но поскользнулся в кровавом месиве, не в силах справиться с мечом. Аэд закрыл глаза и подумал о зеленой траве, о запахе земли после дождя, об улыбке Маэве и голубых облаках. Он пытался подбодрить себя, сдерживая дрожь, когда меч викинга прикоснулся к морщинистому горлу.

Внезапно викинг отнял меч, и Аэд открыл глаза, удивляясь, почему король викингов не сразил его. Он не мог поверить, что этот необыкновенный человек, известный своим странным милосердием, воздал должное Ард-Ригу Ирландии, человеку, яростно сражавшемуся с ним.

К удивлению Аэда, рука, затянутая в кожаную перчатку, протянулась к нему. В глазах Олафа отразилась усмешка.

— Поднимайся, Верховный король Тары. — Протяжный и на редкость приятный голос произнес это на его языке. Озадаченный Аэд ухватился за руку. — Будет ли у меня столько силы и отваги, когда я доживу до твоих лет? — продолжал спокойно златокудрый гигант.

Аэд встал, моля Бога, чтобы не пошатнуться.

— Если ты собираешься убить меня, Норвежский Волк, — сказал Аэд по-норвежски, — окажи такую милость, не откладывай.

Викинг рассмеялся.

— Уважая вашу христианскую веру, Аэд Финнлайт, Ард-Риг Тары, я не отниму у тебя жизни. Только ваш Бог знает, что никто еще не мог достичь тех высот, которых достиг ты. Я ценю умных людей. Возвращайся к своим войскам, Верховный король. Тебе не причинят вреда. Ты человек чести и смелый воин.

Не веря своим глазам, Аэд увидел, как толпа могучих гигантов расступилась, чтобы дать ему дорогу. Он посмотрел на суровое красивое лицо своего врага, затем повернулся и заставил себя высоко поднять голову.

« В любой момент топоры могут обрушиться на меня сзади «, — думал он, пока медленно шел. Но, как и было обещано, никто его не тронул. Он прошел сквозь строй викингов. Поле битвы было спокойно. На сегодня сражение закончилось. Заиграла труба, и норвежцы растворились в лесу.

Когда Аэд воздал благодарность Богу за то, что по непонятной причуде Норвежского Волка он остался жив, он подумал о результатах дня. Его жизнь спасена, но он не знал, кто все же победил сегодня.

За сорок миль от того места, где ее отцу суждено было остаться в живых, дочь Аэда покидала свое поле битвы. Тара спасена благодаря Грегори и войскам Золотой Амазонки, но Эрин не ликовала по этому поводу, когда ехала через лес. Грегори был ранен, и она мечтала поскорее доехать до Мергвина, чтобы тот смог залечить рану. Ее кузен, который некогда боялся друида, теперь страстно желал его магического исцеления.

Они молча ехали, и Грегори все время смотрел на Эрин. Он улыбался, но она видела боль в его глазах.

— Мергвин знает, что мы едем, — заверила его Эрин. — Твоя боль скоро утихнет.

Грегори пожал плечами.

— Я беспокоюсь о тебе, Эрин.

Эрин промолчала. Ее чуть не убили сегодня. Она была вовлечена в рукопашную схватку с могучими датчанами. Она уклонилась от страшного удара, но не смогла заставить себя нанести ответный смертельный удар. Подоспел Грегори и спас ее. Она все еще пыталась внушить себе, что могла бы убить, хотя бы ради спасения своей жизни. Но у нее не было достаточно мужества для этого. Она понимала беспокойство Грегори: если подобное повторится, нерешительность может погубить ее.

— Грегори, — сказала она, наконец, — пожалуйста, не волнуйся за меня. Если я окажусь в подобной ситуации одна и помощи ждать будет неоткуда, я смогу постоять за себя.

Грегори попытался улыбнуться, но улыбка вышла жалкой.

— Я молюсь, кузина, чтобы ты больше никогда не надевала свое золотое облачение.

На протяжении остального пути они молчали. Как Эрин и предчувствовала, Мергвин ждал их. Он позаботился о Грегори, накормил их и дал отдохнуть. Он не выказывал им свое неудовольствие. Он просто поглаживал длинную бороду, и его глаза ничего не выражали.

Они провели ночь в лесной хижине. Эрин спала так сладко, как спят только очень маленькие дети. Она была почти что веселой утром, когда проснулась, как будто снова стала девочкой, которую Мергвин учил слушать ветер и которая восхищалась при виде радуги. В хижине Мергвина царил дух доброты и спокойствия, в ней было безопасно. Эрин шутила со стариком, пока тот готовил копченую рыбу на завтрак. Но даже ее кокетство не могло отвлечь его от своих мыслей.

Они с Грегори уехали после завтрака. Эрин с улыбкой обернулась, чтобы помахать рукой, и вдруг ее лицо омрачилось от неожиданности. Она чуть было не попросила Грегори обернуться тоже и посмотреть на друида, но ее кузен буквально падал с лошади, и его лицо было усталым и раздраженным.

Она вдруг задрожала, не в силах забыть взгляд Мергвина. Его глаза смотрели на нее так печально, в них было столько жалости! На нее никто никогда так не смотрел. Они добрались до Тары без приключений. Грегори остался еще на один день, а затем вернулся обратно на поле сражения. Эрин принялась опять за свои домашние обязанности. Вечера она проводила с сестрами, и хотя даже Брайд была радостной с тех пор как узнала, что ирландцы оттеснили норвежцев к Дублину, Эрин быстро обнаружила, что ее опять затягивает водоворот мрачных размышлений и воспоминаний. Она предавалась мечтам лишь вдали от дома, когда пасла гусей или овец.

К счастью, она не знала, что ее мечтам, отраде ее существования, не суждено сбыться и что все обернется совсем иначе.