Малышка Мелани - Натали де Рамон Страница 21

— Ну да, ну да, — от окна согласилась Элис, рукой выгоняя сигаретный дым в темноту.

— Страна и эпоха не имеют значения, главное — узнаваемая ситуация. Например, в одном моем романе героиня унаследовала замок, и все родственники жаждут его как ворон крови. Знакомо? Кому-то в наши дни достался занюханный бабушкин домик, окнами на железную дорогу, и тут же обнаруживается десяток претендентов, обожавших бабулю, хотя при жизни старуха была никому не нужна.

— Ну да, ну да…

— Или муж изменяет жене с ее подругой или даже с сестрой? Три персонажа. Все! Но как поведет себя жена? Напряжения не меньше, чем от проделок кровожадной мафии или монстров-пришельцев. А нестареющий сюжет Золушки? А отношения сестер, братьев, дочери и отца?

— Ну да, ну да…

— Абсолютные персонажи и абсолютные ситуации! Вот. Общечеловеческие ситуации, эмоции и вызванные ими поступки — абсолют. А в разовых триллерках два чувства: алчность и страх. Понятно, супергерой — без изъяна. Это старые традиции — героический эпос, рыцарский роман. В древности герой спасал город, страну, короля. Теперь — президента, страну, человечество… Ты слушаешь меня?

— Рыцари? Прекрасные дамы? Ну да, ну да…

— Правильно: прекрасная дама как объект любви. Какой идиот будет ни за что, ни про что жертвовать своей жизнью? Слава и деньги для героя не имеют значения. Патриотические и верноподданнические амбиции? Глупости! Героя нужно заинтересовать лично! Вспомним Ланселота и королеву Гениверу. Да ему было плевать, что она королева и чужая жена. Он ее любил! Стало быть, самый надежный прием — похитить объект любви! Спасая любовь, герой попутно спасет все: хоть человечество, хоть президента! Объектом любви героя может быть кто угодно: ребенок, женщина…

О Боже! Я ведь читаю лекцию, совсем как Нестор, а Элис, бедолага, терпеливо слушает! Ей же сто лет это неинтересно, хоть она и деликатно вставляет «ну да, ну да» и даже предприняла попытку блеснуть эрудицией. Я так резко глотнула чай, что закашлялась. Элис тут же заботливо постучала меня по спине.

— Слушай, подруга, ты, как я поняла, теперь-то с голоду не дохнешь? Ну и послала бы давно своего гения!

— Не могу. — В горле саднило, но насчет терпеливости Элис я оказалась права. — Я же объясняла, имидж…

— Да пошел к лешему его имидж! Он ведь просто пользуется тем, что ты до сих пор почему-то его любишь!

Я вздрогнула и вскинула на нее глаза.

— Любишь, любишь! Только не переживай. Но ты правильно сделала, что переспала вчера с Луи.

— Что? Что он наговорил тебе?

— Ничего Луи мне не наговорил. Он в таких делах джентльмен, теперь таких парней мало. А какой он добрый и жалостливый! Клошары так и зовут его: Луи Жалостливый. Они ему все несут, что найдут, — сумки, кошельки, ну, как вчера бабка приволокла твою сумку. Луи обязательно дает им пятерку — десятку из своего кармана. И не потому, что те передают ему все, что услышали от всякой сомнительной публики. Клошары ведь порой оказываются в самых неожиданных местах и подслушивают. Они ему доверяют и вовсе не считают себя «стукачами», потому что имеют дело с честным и хорошим Луи Жалостливым, а вовсе не с каким-то фараоном-поганцем…

— Боже мой, Элис! Какие еще клошары!?

— Ну, так к слову пришлось, — замялась она. — Да чего ты стесняешься? Ну было вчера вечером с Луи, ну и хорошо! Он серьезный, надежный парень! И Мелани умница! Думаешь, у Луи до тебя не было девушек? Были!

— И Мелани каждую называла «мамой»?

— Н-нет… Она тебя так назвала? — У Элис вдруг радостно вспыхнули глаза. — Правда?

Я кивнула.

— Элис, я просто ума не приложу, как ей объяснить, что это не так. Да теперь еще эта вся история со свадебным фото…

— Ничего объяснять не нужно! Что же ты, подруга, сразу-то не сказала! Это ведь самое главное! Ты теперь больше ни в чем не сомневайся! Не кори себя, что с ним переспала!

— Да не спала я с ним! — громко прошептала я, вскочила и затрясла перед ее носом руками, чувствуя, как к моим глазам в который раз подступают слезы. — Понимаешь, не спала! Да, мы поцеловались, когда он принес сумку, если тебе так интересно. Потом я поговорила по телефону с Нестором, он рассказал про шантажиста, и Луи ушел! Слышишь, ушел! А спала я вчера с Нестором! И он за все эти годы впервые сказал, что любит меня!

— Сядь! — строго сказала Элис. — Выпей воды и сядь. — И уже мягче добавила: — Хорошо хоть, что у тебя хватило ума не орать об этом на весь дом.

Отвернувшись от нее, я села на стул, не осмеливаясь ни вытереть глаза, ни шмыгнуть носом.

— Ого, подруга! Спать-то мне осталось три часа! — Элис постучала по циферблату своих часов. — Давай-ка ложиться.

— Но… Разве тебя не ждут дома?

— Мои знают, что я ночую с Мелани, потому что Луи ранен. Вот и все. Я же не знала, что она назначит тебя «мамой».

— При чем здесь «мама»? Ты что, могла подумать, что я способна бросить ребенка одного?

Она пристально посмотрела на меня и сказала:

— Как удачно, подруга, что ты уже приготовила постель. Уберешь со стола? Я пойду умываться. Тебе ведь не обязательно завтра в шесть вставать?

Когда, почистив зубы новой щеткой и кое-как прополоснув под краном белье, я в свою очередь вышла из ванной, комнату освещал только ночник. Элис спала, свернувшись у стенки клубком, ее волосы были аккуратно заплетены в косу — такая толстенькая змеюшка поверх одеяла.

Бред, подумала я, залезла в постель, выключила свет и опустила голову на подушку. От косы Элис разило табаком.