Быть вместе - Маргарет Пембертон Страница 21

К обеду леди Крейл переоделась в платье из изумрудного шелка, на шее и на запястьях у нее сверкали алмазы — за тысячу миль от цивилизации она выглядела так, словно принимала гостей в своем лондонском доме на Блумсбери-сквер.

— Харриет, сегодня за обедом нас будет пятеро: доктор Уолтер, немец и очень интересный джентльмен; его дочь Магдалина — она на год или два старше вас, но будет очень рада вашему обществу, и мой сын, Себастьян. — Она поправила безукоризненную прическу. — Я думаю, Харриет, будет лучше всего, если вы не станете упоминать о том, каким образом добрались до Хартума. Европейское поселение здесь мало, и это может быть… неправильно истолковано.

На Харриет было платье, которое ей принесла горничная: насыщенного розового цвета, с присборенной на талии юбкой, с модной низкой линией декольте и кринолином. Ей с трудом верилось, что она в Африке, а не на изысканном вечернем приеме в Челтнеме. Только смелый вырез платья доказал Харриет, что это действительно не Англия: в Челтнеме скромность была превыше моды, и такое декольте на платье восемнадцатилетней девушки никогда не допустили бы.

Доброта леди Крейл была безгранична, и если упоминание о путешествии в Хартум без сопровождения могло, по-видимому, доставить ей неприятные минуты, тогда Харриет не видела причин говорить о нем — все эти недоразумения исчезнут с появлением Рауля.

В столовой маленькие негритята разгоняли воздух длинными страусовыми перьями, а на белой скатерти сверкали серебряные приборы. Когда доктора Уолтера и его дочь представляли Харриет, доктор тепло и без любопытства посмотрел на девушку, а его дочь — по-кошачьи коварно. Причину такого холодного приема со стороны другой девушки Харриет поняла при появлении Себастьяна Крейла. Себастьян Крейл, молодой человек лет двадцати пяти — двадцати семи, был неоспоримо эффектным: гладко зачесанные блестящие волосы, безупречно подстриженные усы, удивительного серого цвета глаза, легко и часто улыбающийся рот приятной формы.

Магдалина провожала взглядом каждое его движение, а Харриет, чувствуя на себе откровенно заинтересованные взгляды Себастьяна Крейла, была в полном замешательстве от того, что на протяжении всего обеда он все свое внимание безраздельно уделял ей одной.

Харриет хотелось сказать Магдалине, что у той нет причин для беспокойства, что она не собирается поймать в ловушку Себастьяна Крейла, что ее сердце отдано другому и что через несколько часов она будет помолвлена.

Лишь легкая морщинка пересекала лоб леди Крейл, а в остальном хозяйка ничем не давала понять, что находит весьма неуместным откровенное восхищение своего сына дочерью Генри Латимера. Она спокойно объяснила своим гостям, что друзья проводили Харриет в Хартум и что девушка останется в консульстве.

— Путешествие с побережья в Хартум просто изумительно, не правдали, мисс Латимер? — спросил маленький немец, протирая столовой салфеткой свои очки без оправы.

— Оно чрезвычайно скучное, — объявила Магдалина, не дав Харриет ответить. — Не могу понять, почему папа настаивает, чтобы я оставалась здесь. У нас огромный дом в Штутгарте и чудесный летний домик в Баварских Альпах. Вам нравится Бавария? — обратилась она к Себастьяну, пока слуги подавали гостям охлажденный суп.

— Симпатичный город, — ответил Себастьян, не отводя взгляда от туго заплетенных золотых кос.

— Бавария! — прошипела Магдалина, и в ее кошачьих глазах появилось злобное выражение, когда она поняла, что не может привлечь его внимание.

— О да, конечно.

Он даже не потрудился обернуться к ней.

Откуда только появилась эта гостья его матери? Мать сказала ему, что Харриет дочь миссионера, но Себастьяну с трудом в это верилось, ее грация и манера держать себя были совершенно естественными. Несомненно, мать просто старалась оградить его от еще одного эмоционального переживания. Он старался вспомнить, кто жил в Каире и Александрии. В последнее время там находились герцог и герцогиня Стэтлоун. Но была ли у них безрассудно смелая дочь? Ему казалось, что нет. Но кто бы она ни была, она очаровательна. За супом последовала рыба, и Себастьян, отхлебнув охлажденного вина, размышлял. Бове мог знать, Бове все знает.

— Вы слышали, что сегодня днем прибыл Рауль Бове? — обратился он сразу ко всему столу. — Теперь все пойдет гораздо быстрее.

— Я удивлена, что вы произносите его имя, — с отвращением заметила Магдалина. — Этот человек — распущенный вероотступник.

— Распущенный — несомненно, но он не заслуживает называться вероотступником, — возразил ей отец.

Харриет с трудом могла поверить своим ушам, и ее глаза вспыхнули огнем.

— Он не заслуживает ни одного из этих эпитетов! — с возмущением воскликнула она и, положив нож и вилку, обвела всех взглядом. — Он мужественный человек и джентльмен. Он был очень добр ко мне, и я не позволю, чтобы его так грязно порочили.

Леди Крейл зажмурилась и заметно поникла на стуле. Доктор Уолтер, Магдалина и Себастьян с удивлением уставились на Харриет.

— Никогда в своей жизни Бове не был добр к женщине, — в конце концов заговорил первым Себастьян. — Он не знает, что это такое.

— Говорят, он добр к своей маленькой рабыне, — хмыкнул доктор Уолтер.

А Магдалина просто передернулась от отвращения.

— К рабыне? — Харриет в недоумении посмотрела на доктора Уолтера. — Вы хотите сказать, что у Рауля Бове есть рабы?

— В Хартуме у всех есть рабы, — беззаботно отозвался Себастьян. — Только другие в отличие от Бове не выставляют это напоказ.

— Разумеется, они не выводят своих местных любовниц на всеобщее обозрение, — согласился доктор Уолтер.

Харриет почувствовала, как кровь отхлынула от ее лица, и в ушах у нее так громко застучало, что она едва услышала собственный голос, произнесший:

— Любовниц?

Ее глаза расширились, дыхание превратилось в хриплые вздохи.

— Доктор Уолтер несправедлив к нему, — заметил Себастьян, отпив еще вина. — У Бове только одна любовница — черкешенка Наринда.