Охота на журавлей - Ольга Николаева Страница 21

Миша никак не комментировал тот случай, когда оборвал прелюдию на самом ответственном месте. Будто, само собой разумеется, что можно вот так поступать: сначала довести женщину до невменяемого состояния, а потом взять и обломать. Арина тогда чуть не разревелась, поняв, что ей сегодня снова придется спать неудовлетворенной. Но даже это, наверное, было бы не так страшно, если бы не ощущение, что ее просто отвергли. Словно муж старался, старался, заставлял себя до последнего, но  так и не смог. И это было таким унизительным для нее откровением, что девушку будто приморозило в тот момент. Словно отключили все чувства и эмоции, оставив один лишь мозг. А тот говорил, что нужно срочно прятаться, ни в коем случае не показывать, как больно ее задело случившееся.

Она медленно, старательно держа лицо и натянутую улыбку, встала с дивана, подобрала платье и разбросанное белье, и так же старательно выпрямив спину, ушла в ванную. Там включила на полную душ, и только тогда выпустила слезы обиды. Но даже рыдать в голос не позволяла себе. Отчего-то казалось, что это будет ее окончательным падением. То, что Миша услышит и поймет, насколько сильно она оскорбилась. О том, что тело все так же продолжало ныть и требовать разрядку, даже думать не хотела, а ведь оно все равно требовало, низ живота уже откровенно болел, и дыхание перехватывало от того, как все там сжимается и пульсирует. Это только добавляло  остроты к собственному ощущению ненужности и бессилия.

Впервые такое случилось, когда она долго сидела на дне ванны, закинув голову назад, кусая губы и глотая рыдания, смотрела на льющуюся мимо воду, и совершенно не хотела шевелиться. Слабо теплилась какая-то глупая надежда, что Миша сейчас одумается, все поймет и придет за ней сюда, а там ужаснется тому, до чего довел свою женщину. А после… Она не знала, что именно должно случиться, чтобы после ей стало легче. Ведь факт, когда ее не захотел собственный муж, уже произошел. И его невозможно уже стереть из памяти.

Обида усугублялась тем, что Миша не «не смог», а именно «не захотел». Усталость - да, со всеми случается, и Арине ли на это обижаться? Но ведь не зря же ходит поговорка о том, что мужчина остается настоящим мужчиной, пока у него есть язык и пальцы. У мужа они явно оставались на месте, вот только он ими пользоваться в этот раз не захотел. А ведь умел, и очень даже замечательно, ей ли не знать об этом…

Эти мысли, будто противная, давно потерявшая вкус жвачка, долго вертелись в ее голове, и никак не хотели выветриваться. Даже потом, когда Арина устала грустить и себя жалеть, когда на место обиде пришла злость и желание наказать мужа, когда она собралась с силами и выбралась из ванной комнаты, сделав все, чтобы глаза не казались опухшими, а губы не кровили от укусов… Даже среди мыслей о том, что надо, наверное, подавать на развод, и больше не мучить ни Мишу, наконец, показавшего, что для него значит их брак, ни себя; и о том, что надо это делать первой, не дожидаясь новых унижений; среди этого хоровода из тоски и отчаяния, не отпускали вопросы: «Ну, зачем так? Неужели не понимал, как больно делает?»  А если понимал, то от этого становилось еще больнее…

А муж сделал вид, что вообще ничего не случилось. К моменту, когда Арина выбралась на кухню, он давно и безмятежно спал. Если притворялся, то чересчур успешно: ни дыхание, ни движения - ничто не выдавало , что мужчина бодрствует. К слову сказать, она не очень-то и старалась проверить. Скорее, даже обрадовалась, что сейчас разговор  не состоится. Не знала, чем он может окончиться, вряд ли чем-нибудь хорошим. Рина прекрасно знала свой нрав: это только другие люди могли думать, что она очень спокойна и уравновешенна, и не знает, что такое буря эмоций. Даже Миша, кажется, так считал. А она лишь умела скрывать все свои чувства, иногда с трудом, но сдерживала  порывы, считая недостойным опускаться до скандалов и ссор. А вот сейчас, была уверена, что скандал получился бы знатный: с криком, слезами, возможно, битьем посуды и запуском тяжелых предметов. Потому, что слетели с нее все защиты и барьеры, и оголенные нервы искрили не хуже высоковольтных проводов. Обида, унижение, разочарование и злость - слишком тяжелая смесь для молодой женщины, чтобы молча ее переварить, никого не ударив разлетающимися осколками самой себя.

Она вообще не спала в ту ночь, лишь под утро провалилась в какое-то тревожное забытье на узком кухонном диванчике. Там ее и нашел Михаил.

- Милая, ты почему здесь? - Ничто в его голосе не выдавало, что удивление было не искренним. Он, видимо, реально был поражен тем, что жена с ним спать в одной постели не захотела.

И это его искреннее недоумение лишило Арину последних слов. Она всю ночь продумывала, как и о чем с ним будет говорить. То с позиции обвинения, то решала, что надо парня пожалеть, то переживать о нем начинала, то снова хотелось орать и делать ему больно… Представляла его первые фразы при утренней встрече и свои колкие ответы на них… Разные сочиняла варианты. Но такой вот святой простоты она никак не ожидала.

И ей оказалось нечего сказать Мише. Можно обсуждать все, что угодно, только не серое равнодушие и безразличие. Что их обсуждать-то, в принципе? Надо собираться и уходить.

- Я думаю, нам пора разводиться. - К сожалению, эта фраза так и не смогла сорваться с ее губ. Словно застряла. Сама не шла, и другим словам не давала пройти. Поэтому Арина молчала. На мужа смотреть не хотела и не могла.

А тот, либо действительно настолько ничего не понимал, либо так хорошо притворялся, не дождавшись ответа, принялся варить кофе, доставать продукты из холодильника… Как в любое другое утро, когда их графики совпадали.

- Ариш, ты будешь омлет с помидорами и колбасой? Или лучше гренки сделать? - Он задал ей этот вопрос уже в спину, когда девушка решила молча покинуть кухню. - Милая, слышишь меня?