Девушка с амбициями - Татьяна Веденская Страница 21

– Подожди немного, – попросила секретарша. В ее глазах плескалось сочувствие ко мне вперемешку со страхом за себя.

– Ему что, надо собраться с силами, чтобы меня уволить? – попыталась пошутить я, но получилось не смешно. Я стала заниматься самомедитацией и требовать от мозга позитивного взгляда на мир.

– Ожидай от мира только добра! – бубнила я про себя. – Мир справедлив и милосерден.

– Лариса Дмитриевна, проходите, – позвала меня секретарша. Сердце ушло в пятки.

– Лара, как ты себя чувствуешь? – с мужским беспокойством он посмотрел на меня и взял за руку. Я подумала, что так он не делал уже очень давно. Значит, разговор будет тяжелый. Диким усилием воли я сдержала слезы и максимально беззаботным тоном ответила.

– Ты знаешь, прекрасно. Тридцать четыре недели, все по плану. Только вот Инком-банк меня немного подставил, а так все неплохо. – Рафик еще раз внимательно посмотрел на меня, видимо, решая, можно или все же категорически нельзя сказать мне то, что он должен сказать. Потом, видимо решив, что сказать в любом случае придется, глубоко вздохнул.

– Лара, мне очень жаль, что все так получается.

– Ты не сможешь мне платить декретные деньги. – Закончила я за него.

– Да. Но…

– Все ясно. Сейчас не то время, чтобы оплачивать неработающего сотрудника целый год. – Аганесов нежданно-негаданно улыбнулся какой-то странно-грустной улыбкой и жестом велел мне сесть.

– Ты все поняла, но как всегда пытаешься облегчить мне задачу и сказать все самой.

– Почему как всегда? – не поняла я.

– Потому что тогда, когда мы с тобой расстались, ты тоже все сказала сама, и все решила сама. Сделала так, как проще для меня. Ты думала, я не понял?

– Я думала, что ты все понял, и все тебя очень устроило, – хитро улыбнулась я.

– Ты чудесная женщина. Я рад, что имел счастье работать с тобой. Если бы у меня был хоть малейший шанс…

– Не продолжай, я все поняла. Не надо оправданий. Просто скажи, что возьмешь меня обратно, когда я смогу выйти на работу. Пусть и только через год, – я заранее пробивала себе пути к отступлению. Рафик снова помрачнел и отвернулся к окну.

– Нет, Лариса. Я не смогу взять тебя обратно через год.

– Цепи, сковывающие тебя, не разорвать? – брякнула я.

– Что? – изумленно повернулся ко мне он.

– Все как в бесприданнице. Теперь на Ларису Дмитриевну сыграют в орлянку, а потом вообще пристрелят. Мавр сделал свое дело, мавр может уходить.

– Лара, что с тобой? Ты бредишь?

– Да нет, – дернула я плечами и пошла к выходу.

– Постой, выслушай меня, – он схватил меня за плечо.

– Ну, – развернула корму я. – Что ты мне скажешь, чтобы облегчить свою совесть?

– А то, что я не такой негодяй. Я сейчас заплачу тебе зарплату. Сколько смогу, потому что мне надо еще и другим заплатить хоть что-то. Если бы я смог остаться на этом рынке, я бы обязательно платил тебе. Сколько мог бы платил, потому что как не крути, а ты не просто мой адвокат. Ты была моей женщиной.

– Это не к теме.

– Неважно. Я же мужчина. Но я сам полностью разорен. Не только твоя зарплата шла на карточку в Инком. Я по дурости держал там все свои деньги, – у него сорвался голос. Я выдернулась из процесса горького сожаления о своей погубленной жизни и задумалась. А ведь у него четверо детей! Нет, уже наверное, пятеро. Что же с ними будет?

– Все или почти все держали деньги в этих чертовых банках. И что ты собираешься делать?

– Контору я закрываю. Мне пообещали одни люди вернуть деньги из Инкома через пять лет. Гарантий никаких, но хоть надежда есть. Они как-то задним числом что-то делают с их активами. Но все равно мы с женой уезжаем.

– Куда?

– За границу. Меня давно звал один мой канадский партнер, из наших. В смысле, тоже Аганесов.

– Седьмая вода, – уголками глаз улыбнулась я. На большее сил не осталось.

– Ага. Вот теперь поеду. Там мне предлагают неплохие условия. Правда, придется отдать ему квартиру и дом. Это моя доля в его деле. Короче, похоже, что здесь я все теряю, Лара, – он всхлипнул или мне показалось?

– Кошмар.

– Долбаная страна. Какой смысл что-то здесь строить, если придет какой-то недомерок типа Кириенки этого и в три секунды все разрушит.

– Крик души в чистом виде, – прокомментировала я. Аганесов сунул мне конверт. Там оказалось пятьсот долларов. Я вздохнула и про себя досчитала до ста. Итак, у меня около тысячи долларов и тридцать четыре недели. Я ужасно устала, у меня тянет вниз живот и я потеряла работу. Никаких декретных, отпускных и прочих социальных гарантий.

– Как так? Разве имеют право уволить женщину на таком сроке? – ужаснулась Даша.

– Если ликвидируется само предприятие, легко. Как раз мой случай, – заверила ее я. Она позвонила, как только я вернулась домой. А вернулась я поздно, так как бродила по Сокольническому парку дотемна, пытаясь свести мысли в какую-нибудь приличную кучу. С мыслями ничего не получилось, но нервы я истрепала себе до предела, да к тому же попала под ливень.

– Только этого не хватало, – запричитала мама, закутывая мои ноги и силком вливая в меня чай с малиной. Однако ее переживания и заботы мне не помогли и к утру у меня было тридцать девять и три. Следующим вечером температура опустилась до тридцати восьми, если можно было так выразиться. В смысле, что она опустилась. Зато начался страшный кашель и отовсюду полились сопли.

– Ларочка, да что ж это такое. Бог с ними, с деньгами. Как-нибудь проживем, не пропадем. И девочки твои помогут.

– Да, – равнодушно бросала я и проваливалась в дремоту.

– Как там ребеночек? – с беспокойством спросила Алина, когда приехала и осмотрела меня.

– Не знаю. Кхе-кхе, – зашлась в приступе я.

– Ты врача вызывала? – деловито уточнила я.

– Нет. А надо было? У меня после Аганесова башка совершенно не варит.

– Вот дура. Да черт с ним, с Аганесовым, пусть валит в свою Канаду. Я вызываю скорую, – сказала как отрезала она. Через пару часов меня вкупе с халатом, тапочками и журналом для беременных транспортировали на окраину города, куда-то на улицу Академика Опарина.

– У ребенка плохие тоны сердца. Надо срочно проверить его жизненные показатели, – поделился со мной приехавший акушер, пока медсестра заполняла бумаги на госпитализацию.

– С ней все будет в порядке? – цеплялась за него мать. Я не разрешила ей ехать со мной. Алина была гораздо предпочтительнее.

– Я позвоню тебе, как только положат в палату. Мобильник у меня еще работает, – пообещала я.

– Только осторожнее. Ноги держи в тепле. Я завтра к тебе приеду, – причитала она. А я настолько плохо чувствовала себя, что ни о чем не могла думать. В палате мне все померили, все понизили, поставили какую-то капельницу и велели спать. Я залила нос Галазолином и отрубилась. Впервые за последние недели мне было абсолютно наплевать на этот долбаный дефолт.