Другая жизнь - Елена Купцова Страница 21

Лиля взглянула на себя в зеркало и осталась довольна. Поразительный эффект. Перед таким не устоит ни один нормальный мужчина.

Она быстро высушила волосы, разметав их по плечам, подкрасила глаза и губы, прыснула духами на грудь и шею и как раз раздумывала, не нарумяниться ли ей слегка, когда раздался звонок в дверь.

Решив, что интересная бледность ей больше сейчас к лицу, она не торопясь отправилась открывать. По дороге зашла в спальню, закрыла шкафы, помедлила в гостиной. Пусть не думает, что она сломя голову бросится к нему только потому, что они два дня не виделись.

Он стоял на пороге, высокий, элегантный, как всегда, идеально выбритый. Она ощутила запах знакомого одеколона и с трудом подавила в себе желание броситься ему на шею. Что-то остановило ее. То ли мрачноватый огонек в глазах, то ли цветы, которые он держал в руках. Желтые гвоздики. Он никогда не дарил ей гвоздик. Ее цветком была белая лилия.

Он шагнул в прихожую, протянул ей букет.

— У тебя усталый вид, — сказала она, принимая цветы. — Много работы?

— Как всегда. А ты выглядишь прекрасно.

Лиля потянулась к нему, ожидая поцелуя, но он прошел мимо нее в комнату. Когда она принесла вазу, он уже сидел в кресле спиной к окну и курил.

Лиля поставила вазу с цветами на стол и, вставив в янтарный мундштук сигарету, подошла к нему. Он вскочил и поднес ей зажигалку. Не говоря ни слова, она прикурила и уселась напротив.

Что-то происходит, поняла она. Как бы то ни было, она не станет облегчать ему задачу. Наверное, он пришел извиниться и не знает, как начать. Ничего, пусть помучается. Она закинула ногу на ногу, чтобы ему лучше была видна изящная линия бедра, и томно поднесла мундштук к губам. Она как бы смотрела на себя со стороны. Золотая неприступная красавица ждет объяснений от своего ветреного любовника. Пухлая нижняя губка надменно выдвинулась вперед. Ее непросто будет умилостивить. Однако молчание затягивалось. Лиля не выдержала первой.

— Странные цветы, — проговорила она, поведя бровью в сторону букета на столе. — Ты мне никогда таких не дарил.

Вадим потянулся к пепельнице, затушил сигарету.

— Никогда.

Он встал и, шагнув к ней, протянул плоскую коробочку. Лиля машинально открыла крышку. На винного цвета бархате сверкало усыпанное бриллиантами колье.

— Это мой прощальный подарок.

— Какая пре… — Слова застряли у нее в горле. Только сейчас она поняла, что именно он сказал.

Глаза ее округлились, от былой томности не осталось и следа.

— Что это значит?

— Это значит, что мы не сумели быть вдвоем. Прости меня.

— Но…

Она судорожно искала нужные слова и не находила. Мысли прыгали, мешая сосредоточиться. Что, как, почему? Должна же быть какая-то причина.

— Но… почему? Вадим молчал.

— Отвечай же! Я имею право знать. У тебя другая женщина?

— Да.

Вадим даже удивился, как легко выговорилось это слово. Да. И не надо объяснять, как нежданно ворвалась в его жизнь Маша, как заслонила собой все и всех, как заполнила все его помыслы так, что ни для кого не осталось места. Да. У него другая женщина.

Но Лилю его ответ явно не удовлетворил.

— Кто такая? — спросила она, резко вздернув брови. — Я ее знаю?

— Да. Вы встречались однажды.

— Только не говори мне, что это та ободранная деревенская кошка!

Вадим поморщился:

— Не надо, Лиля.

Ответом ему был издевательский смех, самый глумливый, на который она была сейчас способна.

— Нет, надо. Я ведь попала в точку, а, Вадим? Поздравляю! И о чем ты с ней только говоришь, не представляю. Разве что о козах и свиньях. Впрочем, тебе должен нравиться запах хлева. Ты же теперь у нас помещик.

Руки Вадима непроизвольно сжались в кулаки. Потемнев лицом, он шагнул к двери. Лиля вскочила и вцепилась ему в рукав.

— Подожди! Не уходи так. Не сердись. Я не хотела тебя обидеть, но и ты пойми, какую страшную ошибку совершаешь. Сам подумай, на кого ты меня променял.

Голос ее дрогнул. Глаза были сухи и лихорадочно блестели. Волосы растрепались, окутав обнаженные плечи золотистой зыбкой пеленой. Она была неповторимо, сказочно хороша в эту минуту. Взгляд Вадима потеплел. Он взял ее руки в свои и поцеловал. Грустно, что все кончается именно так.

Лиля расценила его порыв по-своему. Торжество мелькнуло в ее глазах. Она дернула змейку на плече, платье скользнуло на пол, обнажая соблазнительное тело.

— Это все принадлежит тебе, — прошептала она, дразнящим жестом пробежав пальцами по своей полной груди. — Возьми меня.

Вадим печально посмотрел на нее, будто хотел навсегда запомнить.

— Прости, Лиля. Я уже не в силах ничего изменить. Повернулся и исчез в дверях. Лиля невидящими глазами смотрела ему вслед.

— Запомни, уйдешь сейчас, обратно можешь не возвращаться! — отчаянно крикнула она. — На коленях приползешь — не пущу!

Негромкий щелчок замка. Тишина. Лиля в ярости пнула ставшее вдруг ненавистным платье, бросилась на диван и разрыдалась.

Внезапно прямо над ее ухом заворковал телефон. Лиля села, вытерла глаза и уставилась на трубку. Она была зла, раздражена, оскорблена, сбита с толку. Что прикажете делать с таким коктейлем? Лопнуть от избытка чувств?

А телефон все звонил и звонил. Лиля дернула со стола трубку, вложив в это движение все, что сейчас душило и мучило ее. А вдруг это Вадим, очухался в лифте и ищет примирения?

— Алло?

— Добрый день! — зажурчал в трубке бодрый мужской голос. — Вас беспокоят из газеты «СПИД-инфо». Мы проводим социологический опрос на тему: «Ваше отношение к мастурбации». Что вы по этому поводу думаете?

Лиля настолько обалдела, что не сразу нашлась, что ответить.

— Алло, девушка, не вешайте трубку. Вы занимаетесь…

— А пошел бы ты к такой-то матери, козел! — со вкусом выругалась Лиля.

Трубка поперхнулась и ответила короткими гудками отбоя. Лиля согнулась пополам от душившего ее истерического смеха. Не день, а сплошной театр абсурда! Но отчего-то ей стало легче.

Маша неподвижно сидела у кровати Петра Алексеевича. Его заострившееся посеревшее лицо на фоне ослепительной белизны подушки казалось неживым. Отросшая за сутки седая щетина состарила его сразу лет на десять. «А я ведь никогда раньше не видела его небритым, — подумала Маша. — И как-то не задумывалась о его возрасте».

Он всегда был такой большой, энергичный, шумный, полный жизни, что мысли о старости и болезнях казались смешными и неуместными. А между тем ему, наверное, уже здорово за шестьдесят. Как страшно болезнь меняет людей.