Ну разве она не милашка? - Сьюзен Элизабет Филлипс Страница 21

У нее было такое лицо, словно ее душили, и Колин расплылся в улыбке. Мысль предложить ей работу пришла ему в голову при разговоре в здании вокзала. С тех пор у него было достаточно времени все как следует обдумать, но до сегодняшнего дня, когда Колин увидел ее стоящей на обочине, в тесных джинсах, с сотовым, прижатым к уху, и с видом дорогой проститутки, эта идея казалась ему чересчур опасной. Больше неприятностей, чем оно того стоит. Но тут ветер взметнул ее светлые волосы, играя ими, как рекламным флажком. Все зло, которое она причинила людям, казалось, не оставило на ней ни малейшего отпечатка, и тогда он решился.

О нет, он не собирался уничтожить ее как личность и человека. Но вот нанести ответные раны или по крайней мере высечь несколько искренних слезинок раскаяния — дело другое. Даже самый мягкосердечный человек вынужден будет согласиться, что он заслуживает некоторого возмещения за все свои обиды. Протянуть цепь поперек подъездной дорожки — все равно что гоняться за слоном с игрушечным ружьецом. А вот это — достойная месть.

Она крепче схватилась за спинку стула, все еще потрясенная оскорбительной суммой, которую он посмел ей предложить.

— Ни одно человеческое существо на свете не может быть таким скупердяем!

Он нагло оглядел ее, не упустив ни малейшей детали.

— Не забывайте, что будете питаться за мой счет и, вне всякого сомнения, пользоваться моим телефоном. Я уже не говорю о мелком воровстве, присущем всем слугам.

Ее голубые глаза метали молнии.

— И чтобы доказать, что я не так уж мелочен, завтра же сниму цепь, — пообещал он и в порыве вдохновения добавил: — Разумеется, униформа за мой счет.

— Униформа?!

О да! Не хватало еще, чтобы она слонялась по дому в облегающих джинсах и коротеньком топике! Да тогда ему будет не до работы! Довольно и того, что вид Шугар Бет, убирающей покупки, стал жестоким испытанием его воли: эти длинные-длинные ноги и кусочек голой спины, показавшейся, когда она тянулась к верхней полке, истощили его самообладание. Вот она, оборотная сторона удачи родиться мужчиной. Умом он понимал, что она источает яд, да вот только тело отказывалось повиноваться.

— Но вы же будете домоправительницей, — напомнил он. — Конечно, вам нужна униформа.

— В двадцать первом веке?

— Мы обсудим детали в ваш первый день.

Она стиснула маленькие ровные зубы.

— Ладно, сукин вы сын. Но собачья еда тоже за ваш счет.

— Буду только рад. Ожидаю вас завтра в семь.

Все еще неудовлетворенный, он пошел к выходу. Чего-то он не предусмотрел. Нужно сделать все, чтобы она ясно поняла свое положение, и Колин ломал голову, пока не нашел тот последний гвоздь, который окончательно заколотит крышку гроба.

— Кстати, вам полагается входить через заднюю дверь.

Экономка Колина Берна!

Шугар Бет металась по дому, пока не разозлила Гордона настолько, что он сомкнул челюсти на ее щиколотке и отказывался отпустить, пока не доказал ей всю бессмысленность сопротивления. Шугар Бет наклонилась, чтобы проверить, все ли в порядке с ногой, но пес был слишком умен, чтобы кусать до крови.

— Ничего, жирняк, когда-нибудь ты все-таки оставишь следы на коже, и тогда я тебя вышвырну на все четыре стороны.

Он отошел и принялся лизать брюхо.

Она в гневе потопала наверх, надеясь хорошенько отмокнуть в горячей воде и немного успокоиться. Войдя в ванную, она спустила пожелтевшие жалюзи на единственном окне, сбросила одежду на черно-белые кафельные соты, напустила воды в старомодную ванну на львиных ножках, насыпала туда древнюю соль с запахом ландыша и легла, пытаясь думать о положительных моментах.

Она уже прочесала каждый дюйм вокзала, каретного сарая и студии, и осталось всего одно место. Френчменз-Брайд. Больше Таллуле негде было прятать картину. Но почему она не забрала ее до переезда Берна? Наверное, была уже слишком больна.

Линкольн Эш прибыл в Парриш весной пятьдесят четвертого. До того он ютился в квартирке на Манхэттене без горячей воды и душа и целыми днями торчал с таким же нищим Джексоном Поллоком (Художник, основоположник направления, называемого абстрактным экспрессионизмом) в баре «Сидар» в Гринич-Виллидж. Уже успевшие добиться признания художники презрительно фыркали при виде работ тех, кого сами же прозвали дриппингами (Имеется в виду особая техника письма, при которой холсты получаются словно в брызгах и потеках краски.), но публика уже тогда заинтересовалась ими, включая бабушку Шугар Бет, считавшую себя покровительницей авангардного искусства. Она согласилась предоставить ему крышу и стол на три месяца, студию для работы и маленькое пособие, что позволило ей бахвалиться направо и налево, выставляя себя первой женщиной в Паррише, заимевшей в доме собственного, можно сказать, придворного художника. В то время Гриффину было шестнадцать, и он любил повторять, что научился курить сигары и пить хорошее виски у Линкольна Эша.

Вода дошла почти до бортика ванны, и Шугар Бет закрыла кран ногой. Стоит вспомнить о кладовых и каморках самых странных форм, в изобилии имевшихся во Френчменз-Брайд. А потайной шкафчик на чердаке… Его когда-то заказал дед, «на случай если эти идиоты в Вашингтоне снова решат вернуть „сухой закон“«. Знает ли Берн об этом шкафчике? Таллула наверняка знала.

Вряд ли теория Берна о том, что Таллула уничтожила картину, имеет основание. Ее скорее мучила другая, не менее тревожная мысль. Берн купил дом. Вместе со всем содержимым? Этого она не знает. И что, если теперь картина принадлежит ему? Она не разбиралась в праве на собственность и не могла позволить себе нанять адвоката. Если картина найдется, придется тайком вынести ее, ничего не объясняя Берну. Не слишком приятная перспектива. Но она и не станет так рисковать, потому что полученные за картину деньги пойдут на содержание Дилайлы в Брукдейле. А сама она вернется в Хьюстон и найдет работу официантки, пока не добьется лицензии риелтора.

Она долго не могла уснуть, а пробудилась от кошмара и с минуту лежала в темноте, мокрая от пота, с колотящимся сердцем, не в силах отрешиться от сна. Обычно храп Гордона ее раздражал, но теперь хриплые звуки, доносившиеся от изножья кровати, служили утешительным напоминанием о том, что она не одна в мире.

Она снова видела Уинни. Не ту изящную женщину, встреченную на прошлой неделе в магазине, но неловкую, неуверенную в себе девочку, прятавшуюся за волной темных волос и укравшую то, о чем Шугар Бет мечтала больше всего на свете.

«Папочка, знаешь, ты был настоящим подонком».

Она не могла точно припомнить, когда узнала о второй семье отца: обрывки разговоров, случайно оброненные замечания… встречи с отцом в тех местах, где ему никак не следовало быть. Наконец она поняла кое-какие потаенные механизмы его отношений с обеими женщинами своей жизни. Дидди была живой, переменчивой, непостижимой Скарлетт О'Хара, Сабрина — нежной заботливой Мелани Уилкс, но в ее памяти намертво запечатлелось полное равнодушие отца.