Золото скифов - Нина Колчина Страница 20

Огромная могильная яма центрального захоронения уходила в глубь материка метра на четыре и была полностью заполнена землей, нанесенной за долгие века грунтовыми водами. Как и предполагал Зимин, могила оказалась разграбленной.

К ней вели три подземных хода, или, как говорят археологи, «подземные мины». Все три начинались у основания кургана — два с северной стороны, один с южной — и постепенно углублялись до уровня погребения. Только материковый нетронутый грунт, в отличие от насыпи, мог обеспечить относительную безопасность копателя. Если два лаза рылись явно наугад, то третий — южный, самый древний, был кратчайшим путем к захоронению. Грабители хорошо представляли расположение могильной ямы. Настолько хорошо, что возникала догадка об их непосредственном участии как в похоронах, так и в сооружении кургана. Эти люди собственными глазами видели блестящую добычу и знали, за чем охотились.

Примерно до девятнадцатого века, может, чуть ранее охота шла только за золотом. Погребальные предметы из керамики, меди, бронзы стали похищать уже потом, когда появился спрос на антиквариат.

То, что центральная могила ограблена подчистую и даже в боковых нишах не нашли ни одного предмета погребальной утвари, свидетельствовало о неоднократных набегах на усыпальницу в разные эпохи. Зимин, конечно, огорчился, что его предположение оправдалось, но не удивился. Ленинградские коллеги из Эрмитажа, которые должны были заниматься разысканиями, видимо, тоже не очень-то рассчитывали на сенсационные находки — иначе не отдали бы курган в чужие руки. Но своих в тот год не хватало.

Огромные территории курганных памятников, попавшие в зоны строительства плотин, дорог, искусственных морей, требовали срочного расследования в связи с предстоящим уничтожением.

К так называемым «новостроечным» относились раскопки и близ хутора Драный — курган перекрывал русло Ингулецкого оросительного канала, сооружение которого подходило к концу. Заканчивались в этом году и раскопки.

Второй сезон Зимин работал как приглашенный археолог. «Открытый лист», дающий право на археологические исследования, был выдан не ему, а сотруднику Эрмитажа. Зимина это не смущало. Для него, как для ученого, преданного археологии, эти организационные штучки значения не имели. Хотя обидно, конечно, что написать статью по добытым материалам он не сможет. Да какая разница, в конце концов, чья фамилия будет значиться в научной публикации! Он безмерно благодарен своему товарищу из Эрмитажа за возможность копать такого исполина…

В центральной могиле не нашли ничего, кроме беспорядочно разбросанных костей скелета. Привлек внимание позвонок, в котором застрял наконечник стрелы. Он, видимо, и принес смерть какому-то скифскому царю. Зимин не сомневался, что захоронение царское. Много тому подтверждений, но прежде всего — высота кургана. Это огромный труд многих людей и признак истинно царской почести. Есть, правда, отступление от скифского погребального обряда: в боковой нише нашли скелет лишь одного коня, что совсем нехарактерно для царского захоронения. Никогда прежде Зимин не встречал такого нарушения скифских традиций. Может быть, это последнее распоряжение умирающего царя — похоронить рядом с ним только самого любимого… Все может быть! Теперь никогда не узнаешь. Зимин проникся вдруг сердечным, искренним расположением к хозяину кургана, решив, что симпатичный, видно, был мужик этот царь…

Вскоре Зимин испытал чувство истинного удовлетворения, увидев, как судьба наказала древних похитителей царского золота. Раскапывая грабительский лаз, обнаружили скелет человека. По расположению костей в грунте понятно, что жуткую свою смерть он встретил внезапно — скорее всего, его засыпало землей, когда грабители возвращались назад по прорытому ими коридору. «Так тебе и надо! Пес!» — в сердцах сказал Игорь.

Отец с интересом наблюдал за сыном. Сергею Матвеевичу даже показалось, что тот забыл свою Альбику — настолько увлекли раскопки кургана.

Однако, рассуждал Зимин, если «пес», как назвал грабителя Игорь, шел по направлению от могилы, то должен был нести в руках какую-то добычу! Стали аккуратно расчищать грунт вокруг кучки костей и наткнулись на первую находку — костяную чашу с остатками позолоты как снаружи, так и изнутри; необычной пологой формы, с толстым золотым ободом по краю и слегка отогнутыми ручками-кольцами.

Затаив дыхание, не обращая внимания на палящее солнце, все столпились вокруг Зимина, который держал на ладони варварскую миску. То, что она сработана из человеческого черепа, Зимин понял сразу. Так естественно потерявшая позолоту в местах, где ее касались губы, чаша наводила на мысль о тщетности усилий ученого перед лицом древности. Сколько ее ни изучай, никогда не постичь мироощущение человека другой эпохи! О чем, интересно, думал скифский царь, когда брал в руки эту чашу? Поил ли из нее своего ребенка?..

Зимин представил, как малыш пьет молоко из человеческого черепа и играет со скальпом врага, наматывая его волосы на ручонку… Картинка вполне реальная и, возможно, даже умиляла древнего скифа, если такое чувство было ему знакомо. Если… если… если…

Убрав находку в ящик, продолжили раскопку грабительского лаза и вскоре нашли россыпь небольших золотых пластиночек, так называемых «бляшек», которыми скифы расшивали праздничную одежду. Ткань давно истлела, нитки, которыми они пришивались, тоже, и десятки бляшек, с оттиснутыми на них изображениями зверей, в замечательной сохранности лежали в земле. Лоси, пантеры, олени, львы… динамичные, выразительные, рельефные. Встречались фигурки зверей с повернутой назад головой — излюбленный мотив в искусстве скифов Северного Причерноморья.