Ботоксные дневники - Дженис Каплан Страница 20

Это что-то новенькое. Теория просачивания применительно к оргазму. Я в изумлении смотрю на Люси:

— Как прикажешь тебя понимать? Хантер нужен тебе, потому что может изменить твою жизнь? Или потому, что выполняет роль прозака?

— Может, прозак — это как раз то, что мне нужно, — вздыхает Люси. — Представляешь, что у меня впереди? Близнецам уже шестнадцать. Совсем скоро они поступят в колледж. Иногда мне кажется, что большая часть жизни уже прожита.

Так вот в чем дело. Классический кризис среднего возраста. И Люси, не собираясь дожидаться, пока гнездо опустеет, готовится покинуть его сама.

— У тебя отличная работа. — Я пытаюсь показать ей, что в жизни есть и светлые стороны. — И уж с ней-то ничего не случится.

Люси пожимает плечами:

— Моя работа уже давно потеряла для меня очарование. Главным образом из-за того, что постоянно приходится спешить, чтобы дети, встав в шесть утра, увидели маму дома. И знаешь, что я тебе скажу? Когда мальчики покинут дом и я смогу проводить в Лос-Анджелесе столько времени, сколько захочу, мне это уже будет не нужно. Лучшая часть моей жизни связана с детьми. И она подходит к концу.

Жаль, что ужасная Синтия не слышит этих слов и никогда не поймет, что можно разрываться между двумя побережьями, носить ботинки из крокодиловой кожи, быть успешным продюсером, получать премии «Эмми» и при этом оставаться женщиной, для которой главное в жизни — ее дети.

Я знаю, что мне больше всего нравится в Люси, — то, что у нее есть четкие приоритеты. Она полностью контролирует свою жизнь. Знает, что главное, а что второстепенное. По крайней мере раньше знала. Если ее мальчики поступят в Гарвард — а скорее всего так и будет, — Синтии, чтобы оправиться от удара, потребуется кое-что посерьезнее йоги.

— Тебе всего сорок один, — напоминаю я Люси. — Даже Когда близнецы поступят в колледж, у тебя впереди еще будет целая жизнь.

— Дело в том, — продолжает она, рассеянно крутя на пальце обручальное кольцо, — что мы с Дэном поженились очень рано. Двадцать лет назад! И все это время главным для нас были дети. Что же мы будем делать в следующие двадцать лет?

— Заботиться друг о друге, — отвечаю я. — Друг о друге и о Лили. Она еще не скоро станет взрослой.

— Да, слава Богу, — соглашается Люси. — Но когда дома останется только Лили, мы сможем переехать на Манхэттен. Или в Лос-Анджелес. Уверена, она будет в восторге.

— Ты уже строишь планы? — удивляюсь я, мысленно прикидывая, с кем Люси связывает свои фантазии насчет переезда — с Дэном или Хантером.

— Пока никаких планов у меня нет, но я начинаю об этом подумывать. Прикидываю, что можно будет сделать…

Она снова начинает чертить на груди дурацкие круги, и у меня вдруг все плывет перед глазами. Хватит, с меня довольно.

— Я умираю от жары, — заявляю я, пытаясь подняться. — Давай выбираться отсюда, а то мы навсегда останемся красными как раки.

Мы идем в раздевалку, и, стоя под душем, я вдруг понимаю, что роман Люси меня по-настоящему достал. И дело вовсе не в моральных принципах. Просто она перестала интересоваться мной и моими делами — например, письмом от моего бывшего, которое раньше подверглось бы по меньшей мере двадцатиминутному тщательнейшему анализу. Одно из преимуществ одинокой женщины заключается в том, что ее замужние подруги затаив дыхание следят за событиями каждой серии этой увлекательной мыльной оперы — ее личной жизни. Какая постановка! Какие костюмы! Какой секс! Или, наоборот, его отсутствие… Но Люси и здесь меня обскакала. Ее роман с Хантером не идет ни в какое сравнение с одним из тех сериалов, которые показывают в середине дня, — его по праву можно назвать фильмом недели.

Выключив душ, я понимаю, что приняла решение — причем без помощи Люси — поужинать с Жаком во вторник. Почему бы и нет? Когда-то я была замужем за этим человеком, а теперь мы вполне можем стать друзьями. Ну, пусть не совсем друзьями. Честно говоря, я не очень представляю, как мы вместе отправимся в кино на новый фильм или будем потягивать горячий шоколад, обсуждая строительство туннеля между Парижем и Лондоном. Но мне интересно узнать, что произошло в его жизни. А кроме того, я хочу проверить, почувствую ли вновь тот же трепет, если его рука случайно коснется моей руки, и встанет ли у меня опять комок в горле, как бывало всегда, когда он садился напротив и задумчиво смотрел мне в глаза.

Кроме того, я никогда не пробовала знаменитый яблочный мартини по пятнадцать долларов за бокал, который подают в «Балтазаре». А если за него заплатит Жак, я смогу заказать даже две порции.

Я опять прихожу раньше назначенного времени. Перед «Балтазаром», как и следовало ожидать, толпятся долговязые модели в мини-юбках, приземистые инвестиционные банкиры с хищными лицами и — неужели прошло столько времени? — вполне обычные люди.

Что со мной опять? Я ведь прекрасно помню, что Жак никогда и никуда не приходил вовремя. Войдя в ресторан, я собираюсь пройти в дамскую комнату и быстренько причесаться, как вдруг слышу:

— Mon petit chouchou! [21]

Голос Жака перекрывает все звуки в баре, и, прежде чем я успеваю оглянуться, он уже обнимает меня и целует в обе щеки. Потом вновь сжимает своими сильными руками и не отпускает несколько дольше, чем я ожидала. Оказывается, я забыла и то, какие крепкие у него мышцы, и это смешное имя petit chouchou, которое он придумал для меня. Только французу могло сойти с рук такое прозвище — «Мой кочанчик». Не снимая руки с моего плеча, он наклоняется и нежно заглядывает мне в глаза.

— Mon amour, ты все так же безумно красива, как и прежде!

Жак и сам выглядит неплохо. Кудрявые волосы подстрижены короче, чем раньше, но взгляд глубоких карих глаз все такой же пронзительный. К тому же он, очевидно, достаточно долгое время провел в Кот-д'Азуре, о чем свидетельствует его ровный бронзовый загар, и, конечно же, одет в накрахмаленную белую сорочку от «Тернболл и Ассер», выгодно оттеняющую смуглую кожу, — прямо как в старые добрые времена. Тело у него крепкое, без капли лишнего жира, этого неизменного спутника среднего возраста. Оценил ли он мою не менее стройную фигуру? Надеюсь, мне удастся избежать прикосновения его рук к моей талии и он не поймет, что такого потрясающего эффекта я достигла, втиснувшись в утягивающий пояс от «Сакс». Говоря по правде, мне немного трудно дышать, но я благодарю Бога, что сейчас по крайней мере не носят корсетов. Хотя, черт возьми, особой разницы не вижу.

Жак легкой походкой идет к бару, чтобы взять бокал с вином, и метрдотель тут же ведет нас сквозь толпу элегантно одетых мужчин и женщин к столику на двоих, на котором стоят зажженные свечи.

— Потрясающе, — говорю я, как всегда пораженная умением Жака безупречно обставить сцену.

— Для тебя — все, что угодно, — отвечает он, когда мы усаживаемся рядом на бархатную банкетку. Как мне кажется, слишком близко друг к другу, чтобы чувствовать себя непринужденно.