Любви хрустальный колокольчик - Елена Ярилина Страница 20

Такси я поймала тут же и через несколько минут была уже возле дома. По дороге я думала о том, как хорошо, что я выпила всего бокал и вряд ли от меня сейчас пахнет. Господи, до чего же я докатилась! Поднимаясь по лестнице, я взяла себя в руки и в квартиру вошла уже вполне уверенно. Было темно и тихо, наверное, Саша еще не вернулся. Войдя в темную кухню, я сразу же наступила на что-то хрупкое, стеклянное и торопливо зажгла свет. Мама моя! Сколько живу, такого не видела, разве что в кино. То, что я со старанием приготовила на ужин, было разбросано, да еще как! Сначала все бросалось в стену, а потом уже брызгами и осколками разлеталось по кухне. Но и этого ему показалось мало: банки с различными припасами, крупами, из шкафчика и холодильника, вообще все, что можно разбить, было разбито, рассыпано, растоптано! Ни в сушилке, ни в серванте не осталось ни одной чашки! Зато на полу красовалась куча осколков. Да он псих! Тут появился и автор данного шедевра авангардизма и, схватив меня за волосы, резко развернул к себе. Больно было так, что выступили слезы, но я напомнила себе его фразу, что он не способен ударить женщину. Как ни странно, в его глазах читалось только изумление. Саша внимательно рассматривал меня, словно я превратилась в экзотическое насекомое. Ах да! Он же никогда не видел меня нарядно одетую и накрашенную! Взгляд переместился ниже, неспешно обежал всю мою фигуру и надолго замер на открытых коленях. Юбка была короткая, при своих ногах я могла позволить себе небольшие вольности. Но Саша явно придерживался другого мнения на этот счет, ибо брови его сдвинулись, а губы искривились. Наконец он отпустил мои волосы, и я тут же тряхнула ими, словно проверяя: цел ли скальп? Все так же молча, чуть приобняв за плечи, он повел меня в комнату. Я хотела ему сказать, что очень голодна, но вспомнила, что есть после его погрома совершенно нечего, и нехотя подчинилась. Саша подвел меня к кровати, чуть отстранился, придерживая за плечи, и резко рванул на мне жакет. Тонкая ткань не выдержала, порвалась в двух местах, и пуговицы как горох запрыгали по полу. Я остолбенела, но тут раздался звонок в дверь. Саша выскочил в коридор. Как ни была я испугана, но сообразила, что юбку надо спасать, быстро сняла ее, кинула в шкаф и накинула халат. Послышался громкий голос моей любопытной соседки:

— Кто вы? Где Евгения Михайловна? Что здесь происходит? Я звонила и в дверь, и по телефону, всего полчаса назад, ну никакой реакции. А грохот как при землетрясении, я уж собралась вызывать милицию. Объясните, что случилось?

— Вы мне просто слова сказать не даете. Помилуйте, какая милиция? Все в порядке, просто мы затеяли небольшой ремонт на кухне. Впредь постараемся не шуметь, чтобы вас не беспокоить, а сейчас мне некогда, извините.

Голос Саши дрогнул только раз, на слове «милиция». Пока я завязывала пояс халата, он уже успел закрыть дверь. Схватив меня за локоть, стал развязывать пояс халата, а когда начала сопротивляться, просто разорвал его. Такая же участь постигла и дорогое нижнее белье. Затем поднял на руки и, как мячик, швырнул на кровать. Наши интимные отношения и раньше выходили за рамки общепринятых, но сейчас это было фактически изнасилование.

— Скажи спасибо, что легко отделалась, в следующий раз можешь сразу писать завещание, — заявил он под конец.

Потрясенная не столько смыслом его слов, сколько самодовольным тоном, словно он не женщину изнасиловал, а подвиг совершил, я хотя и была очень измучена, но все же не выдержала:

— Саша, подожди. Я хочу спросить тебя: много ли доблести надо, чтобы справиться с беспомощной женщиной? А, герой?

Саша потемнел лицом, молча пошел прочь и с такой силой захлопнул за собой дверь, что с моей прикроватной тумбочки слетел на пол и разбился будильник. Еще одна потеря! При этой мысли я чуть не засмеялась, но, почувствовав, что начинается истерика, затихла. Забыться я долго не могла, все разбиралась в своих ощущениях: странно, что после всего я совсем не чувствую себя униженной. Оскорбленной — да, но не униженной. Наверное, если бы я любила Сашу, то его поступок уничтожил бы меня, а так я словно попала в лапы разбушевавшейся гориллы. Горилла может убить, навредить, но не унизить, не тот уровень.

Проснулась я поздно, робкий луч солнца играл на оконных стеклах. Прислушалась: в квартире тихо. Встала, привычно протянула руку за халатом… черт, да ведь его нет! Ну и жизнь, рассказал бы кто-нибудь раньше, не поверила бы. Надела спортивный костюм и пошла на кухню. Для начала расчистила дорожку к холодильнику, но он пустовал, только в емкости на дверце подсыхал небольшой кусочек сыра. Ну что ж, все лучше, чем ничего, и я с неожиданным удовольствием съела жалкий завтрак.

Уборка заняла немало времени: пришлось то и дело бегать к мусоропроводу. Потом, когда выкидывать было уже нечего, стала отмывать стены, мебель и пол, даже потолок кое-где оказался забрызган. Когда все было убрано, подсчитала убытки. Н-да! Из стеклянной посуды выжил только хрусталь, да и то потому, что он хранился в гостиной. Кухонная утварь была в общем-то цела, только у кастрюль местами отлетело обливное покрытие. Приборы не пострадали, все же остальное… Особенно мне было жалко немецкий чайный сервиз с очаровательными пастушками. Его когда-то купили еще родители, и в детстве я часами рассматривала румяных селянок в причудливых нарядах, представляя себя одной из них. В руки мне эти чашки не давали, тонкий фарфор был почти прозрачен, не для детских неуклюжих игр. А теперь эти чудесные вещицы валяются в мусоросборнике, эх! Даже разделочные доски вандал расколотил. Плафон кухонного светильника был разбит, от него чудом сохранился какой-то осколок. Осколок я, забравшись на табуретку, сняла, чтобы не упал на голову, лучше уж голая лампочка. Казалось бы, кухню постигло полное, тотальное уничтожение. Но вот что странно — вчерашний погром отнюдь не был вызван слепой яростью озверевшего человека. Плита, мебель, мойка были целы, даже окна, которые так легко разбить, уцелели. Что ж, все понятно. Ведь Саша еще собирается здесь жить, поэтому не покорежил ничего из того, без чего невозможно обойтись. Нет, зря я сравнивала его с гориллой, горилла бы порушила все, а этот куда больше напоминает шизофреника.

Я отправилась в магазин, сама себе удивляясь. Конечно, о хорошем настроении не могло быть и речи, но ведь и до отчаяния далеко! Да, я пока еще не имела представления, как мне выкручиваться, как спровадить жильца, ставшего не только любовником, но и мучителем. Объявить, что он надоел мне до чертиков, пусть выселяется? Небезопасно, а главное — совершенно бесполезно, только нервы очередной раз потреплю. Пожаловаться на него? Интересно кому. Не в милицию же, в самом деле. Могу представить себе веселые добрые лица милиционеров, когда я стану рассказывать им свою горестную историю. Мной овладело убеждение, что раз жизнь решила за что-то меня наказать, то, значит, во-первых, есть за что, во-вторых, выход найдется сам собой. Раньше я что-то не замечала за собой подобных мыслей, но за последнее время со мной столько разного произошло, что неудивительно, если я хоть чуть-чуть поумнела. А даже если и нет и вся эта философия не от ума, а от глупости, то все равно уже ничего не поделаешь.

Занятая подобными мыслями, я незаметно дошла до хозяйственного магазина. Вдоволь налюбовавшись красивым фарфором, я со вздохом отправилась в другой отдел, где купила две эмалированные кружки и миски. Жалкого остатка моих денег хватило на хлеб и сосиски.