Когда забудешь, позвони - Татьяна Лунина Страница 20

Каким безоблачным было то плавание! Вспомнились их с Владом жаркие ночи в маленькой каюте, и роскошное угощение в скальном ресторанчике, и старая цыганка, угадавшая судьбу. Воспоминания выцветились ярко, четко, словно все случилось только вчера. Как давно это было! Бравый моряк, выскочивший табакерочным чертиком, одним махом перемахнул стену, которой Васса огородилась от своего безмятежного прошлого. Сам того не ведая, он напомнил, что с жизнью каждому выдаются и права — на счастье и любовь прежде всего. Ей захотелось вдруг бросить осточертевшую (прости, Господи!) кастрюлю и кинуться на шею загорелому мореходу.

Но всякому зерну — своя борозда. Сейчас шел другой сев, и будет другой урожай. Тот — уже давно съеден. По обе стороны капитанских плеч стали двое, вернув на землю разнеженную пирожницу. Один — коренастый и невысокий, в милицейской форме, другой — высокий и сухощавый, в штатском. Трио уставилось на Вассу, ожидая соло. Первым не выдержал милиционер Федя.

— Завтра в шесть будь на месте! Есть разговор. — И, развернувшись, двинул прочь — за правом на силу.

Ученый физик имел право быть сытым, в конце концов, он оплатил его своими кровными. Она молча достала из кастрюли сиротливый пакет и протянула выходцу из аббревиатуры. Тот сунул его под мышку и вяло поплелся в другую сторону. Ему явно не хватало одного лишь права на сытость.

Остался тот, кто не заявил ни о каких правах и не проявил ни хамства, ни такта. Он расплывался в улыбке и оставлять «солистку» одну вовсе не собирался.

— Позвольте, я помогу вам, Василиса! — предложил капитан в третий раз.

Все! Бог, как известно, любит троицу, и игнорировать это — большой грех.

— Помогите, — улыбнулась недавняя черница.

В квартире было чисто, уютно и хорошо пахло. Как это удается — тайна за семью печатями, прежде всего для самой хозяйки.

— Проходите… — Она замялась. Господи, как же его звать-то? Фамилия помнится отлично, а вот имя выпало из памяти.

— Алексей Федотович, — улыбнулся гость и наклонился снять туфли, — только, пожалуйста, зовите меня просто Алексей, — попросил он и слегка покраснел.

«Надо же, — умилилась забывчивая, — до сих пор краснеет!» Она вспомнила стыдливый румянец на тщательно выбритых моряцких щеках.

— Не снимайте обувь! Проходите, устраивайтесь, сейчас будем чай пить. — И добавила: — Я помню, как вас зовут. — Половинная правда — не ложь.

Хозяйка прямиком направилась в кухню и захлопотала у плиты. А гостей принимать приятно — охватило ее давно забытое чувство.

— Помощь не нужна?

— Нет, спасибо.

Но поднос с чашками, заварочным чайником и горкой пирожков на блюде он все-таки перехватил и осторожно поставил на стол.

— Чай горячий, вы можете обжечься, Василиса.

Пустяковая забота, а приятна. Как давно о ней никто не заботился! И это было вторым воскресшим ощущением, которое обволакивало и расслабляло.

— А вы, я вижу, уже капитан первого ранга? — Она налила в большую чашку душистый чай и придвинула поближе к гостю пирожковую горку.

— Да. Год назад сменил Арсения Кирилловича. Может, вы его помните?

— Конечно.

Капитана, маленького, сухонького, с приветливой улыбкой и строгим командным голосом Васса помнила отлично. Ярый телеман относился к съемочной группе с почтительным уважением и частенько сравнивал их экранные путешествия со своими походами.

— Значит, вы ходите на том же корабле?

— Да.

Она поднесла ко рту чашку и с наслаждением вдохнула жасминовый аромат. Интересно, помнит ли палуба их шаги? Или все следы давно смыла швабра усердных матросов?

— А ваш муж по-прежнему снимает передачи?

— Нет.

— Перешел на другую работу?

— Умер.

— Простите, — смешался Полторабатько, — примите мои соболезнования. Он был очень приятный человек. — Бедный капитан явно не знал, что сказать, и от смущения да сочувствия совсем оробел.

— А что привело вас в Москву? — резко сменила тему Васса. — Дела?

— Нет, я в отпуске. У меня сестра здесь живет, на этой улице. — И радостно доложился: — Ваша соседка!

— Дружите?

— Да, хотя в детстве ей здорово доставалось. А у вас есть брат, Василиса?

— Нет.

Он вкусно, с удовольствием произносил ее громоздкое имя, точно ребенок облизывал эскимо.

— А вы совсем не изменились, Василиса, — робко заметил храбрый моряк. — Даже лучше стали.

Она молча улыбнулась в ответ.

— Еще чаю?

— Да, спасибо.

Васса опять повторила нехитрый маневр: налила чай и ловко перекинула на гостевую тарелку троечку румяных лепестков.

— Ешьте.

— Очень вкусно! — признался гость, отправляя в рот пирожок.

За ним приятно было наблюдать: капитан ел с аппетитом, но без жадности. Он и жил, наверное, с аппетитом: вкусно ел, весело ходил по морям, с радостью влюблялся в женщин, с удовольствием молчал. Вот только рядом с хозяйкой бравый мореход явно тушевался. Ее это забавляло, но не волновало никак. Вассу притягивало в нем прошлое, его тянуло к настоящему. И они, будто два вектора, указывали разные направления.

— Алексей, простите, мне завтра рано вставать.

— Да-да, — спохватился засидевшийся гость, — это вы меня простите. Давно уже надо было уйти.

— Отдать швартовы, — уточнила знакомая с морем.

Капитан обрадовался привычному словосочетанию и рассмеялся:

— Спасибо вам за угощение, за теплый вечер и за терпение.

— Вас не трудно вытерпеть, — с улыбкой заметила терпеливая.

Закрывая дверь, она отметила, что робкий Полторабатько и не заикнулся о следующей встрече. Странно, но это задело. Совсем немного, чуть-чуть.

Следующий день скопировал предыдущий: так же чирикали птицы, бойко раскупалась выпечка, жарило летнее солнце. Утром прикупил пяток пирожков завлаб. Потоптался нерешительно, повздыхал, промямлил «спасибо» и поплелся в свою аббревиатуру. До чего же, оказывается, нерешителен ученый народ! Около пяти проплыла белокурая красотка — молодая, холеная, длинноногая. Тормознула у Анны Иванны, взяла семечек и двинула дальше. Повела в Вассину сторону точеным носиком — хорошо пахнет, но купить пирожок у уличной торговки не решилась. Хотя и поколебалась чуток.

— Это жена Бориса! — прошептала отставной библиотекарь, глядя ей вслед.

— Какого Бориса? — не поняла Васса.

— Клиента моего, начальника из института. Я же о нем рассказывала!

Василиса вспомнила вечно озабоченного Глебова и искренне пожалела бедолагу.

— Говорят, они живут дружно, — сплетничала «коллега».