Другое утро - Людмила Макарова Страница 20

Вылезать не хотелось. Оказалось, что на берегу уже темно, довольно ветрено и прохладно. Коряги, с которой она спускалась в реку, было почти не видно, пришлось плыть до последнего, а потом, прощупывая дно, на карачках ползти по скользким корням. Аксенов стоял на том же месте, где остался, когда она пошла в воду. Казалось, он не шелохнулся за все это время, только когда увидел ее ползание по прибрежным корням, подошел поближе и протянул руку.

– Здорово, – шумно вздохнула Ира. – Я как новорожденная, сейчас закричу от полноты чувств.

– Кричите, – без всякой интонации разрешил Аксенов и подал ей платье.

– Вы, наверное, из-за меня купаться не пошли?

Сторожили платье и сумку? – От удовольствия Ира растрогалась и преисполнилась признательности – Зачем же? Тут ничего такого особенно дорогого нет.

Разве что паспорт…

– Что? – не расслышал он, наклонившись за ее сумкой.

– Я говорю, зря вещи сторожили, лучше бы купаться шли. Такое блаженство!

– Я воды боюсь. С детства. У нас дом недалеко от реки, меня мальчишки с берега столкнули.

– А сколько вам было лет? – Ира, как полагается, проявила интерес к собеседнику и отошла за пышный ивовый шатер, чтобы переодеться. Белья с собой не было, надеялась, что успеет обсохнуть. Кто же мог предположить, что придется купаться ночью! Она нашла выход – сняла купальник и натянула платье прямо на голое тело. А купальником вытерла ступни, перед тем как сунуть их в босоножки. Даже пластиковый пакет в сумочке нашелся для мокрой, грязной, видавшей виды синтетической тряпочки. Все равно пора покупать новый, раз уж они с Максимом собираются на море. Странно, конечно, разгуливать без лифчика и трусов. Странно и непривычно. На такое способна только Ленка, в жизни не примерившая ни одного бюстгальтера. А Ире, и несмотря на платье, кажется, что раздета больше, чем в купальнике. Но, во-первых, платье длинное, во-вторых, уже совсем темно и невозможно разглядеть, что на ней нет белья, а в-третьих… А в-третьих, кому какое дело! Не будет же Аксенов на какой-нибудь оперативке докладывать, сам, дескать, видел – детская писательница Камышева ходит без трусов. Ира не сдержалась и тихонько засмеялась над такой картиной. Аксенов, который все это время вполголоса что-то рассказывал о своем детстве, обиженно спросил:

– Что тут смешного?

– Ой, извините, – спохватилась Ира и честно призналась:

– Я ничего не слышала.

– А над чем смеялись?

– Вы как Валерка, сын моей подружки. Мы часами можем с ней болтать на кухне, но стоит только расхохотаться, и Валерка тут как тут. Почему, мол, смеетесь, я тоже хочу. Приходится обманывать, не все же ему расскажешь.

– Меня не надо обманывать, – попросил Аксенов.

– Не буду, – пообещала Ира.

Когда они выбрались из ивняка на прибрежную тропку, в кармане у Аксенова затрезвонил телефон. Ну конечно, и этот, как Эдик, – деятель вселенского масштаба; не испросивши у него разрешения, и солнце не встанет поутру. Будет теперь с озабоченным видом целый час давать ценные указания. Но Аксенов неторопливо достал аппарат, открыл крышечку и сказал всего-навсего:

– Да. Нормально. Не надо. Хорошо.

– Охрана? – догадалась Ира.

Аксенов, наверное, кивнул, но она этого не видела.

– Хорошо еще Петровича нет, с ним бы мне так не разгуляться, – пожаловался он.

– А вы отключите телефон, и все дела. Не вы же при охране, а охрана при вас, – ехидно посоветовала Ира. Необходимость все время быть под колпаком охраны не вызвала в ней сочувствия. Не насильно же его тянули наверх.

– Люди делают свою работу, – строго оборвал ее ехидное замечание Аксенов, и Ира затихла.

Несколько минут они молча шли по невидимой в темноте тропинке. Казалось, что каждый раз ступаешь в бездонную яму. Не самое приятное ощущение, особенно если ноги обуты в босоножки на высоких каблуках. Удивительно, но в городе забываешь, что бывает настоящая темнота. А может, Ира вообще никогда не видела настоящей, не комнатной темноты. Откуда? В Москве улицы нормально освещены, в пионерлагере, где она в детстве проводила лето, тоже всю ночь горели фонари, а у мамы с отчимом в деревне она попросту не выходила по ночам на улицу.

Летняя темнота оказалась довольно шумной. Бежала, позванивая и всплескивая струйками, река, время от времени шлепались рыбешки. Гудело-посвистывало чуть заколосившееся поле. Шелестели деревья. Звенели и кусались мириады комаров. И почти ничего не было видно – на небе еле высвечивался жалкий кусочек молоденькой луны.

Все бы ничего, но далеко не все звуки и предметы можно было определить. То в реке плюхнется что-то огромное.

Неужели в маленькой речушке может водиться такая исполинская рыба? То с поля послышится быстрое шебуршание, словно кто-то стремительно бежит. Мыши? Крысы?

Зайцы? Но они слишком маленькие, чтобы поднимать такой шум. То вообще раздастся какой-то сдавленный крик. Вроде бы так кричат ночные птицы… Но уж больно как-то по-человечески. Ира старалась не поддаваться глупому беспричинному страху, жадно ловила звуки аксеновских человеческих шагов, но они тонули в разноголосье того, что называют природой, и того, с чем Ира ни за что не хотела бы остаться ночью наедине.

– Подождите, – попросила она только для того, чтобы услышать ответ.

Аксенов остановился, но молчал, и Ире стало еще страшнее, потому что теперь пришлось прислушиваться к его дыханию, а такую малость и вовсе было почти невозможно различить среди других звуков ночи.

– Не молчите! – взмолилась она. – А то мне страшно. Рассказывайте что-нибудь.

– Что? – снова пошел вперед он.

– Ну, что-нибудь. – Ира старалась держаться поближе и пошла за ним шаг в шаг. – Ну что-нибудь о себе. Что-нибудь веселое. Кстати, как у вас с сердцем?

Аксенов расхохотался. Ире стало стыдно. Ну и ляпнула! Расскажите что-нибудь веселое о своем больном сердце!

– Извините, я не хотела.

– Да нет, ничего страшного. С сердцем у меня все в порядке. Это тогда прихватило, потому что не туда свернул.

– Как это? – удивилась Ира.

Он взглянул на нее снисходительно, даже в такой кромешной тьме чувствовалось, что снисходительно.

– Просто не туда свернул, а болезни для того и существуют, чтобы дать понять – стоп, притормози и подумай.

Точно как Ленка. Говорит странные вещи и притом уверен, что это само собой разумеется, всем давно известно и только одна Ира этого не знает. Словно в школах или институтах учат, что все болезни не от инфекции, а от того, что над жизнью вовремя не задумался.

– А вы мне тогда очень помогли, когда сказали, что меня на все не хватит, – чуть помедлив, признался Аксенов. – Я и в самом деле не тем занимался – лез всюду сам. Уж очень приятно себя незаменимым чувствовать. А нужно совсем другое. Нужно после себя не стены и акции оставить, а систему отношений построить.