Дело особой важности - Пола Льюис Страница 20

— Великолепно, девочка моя. — Отец Лори откашлялся и вздохнул. — Если бы только твоя мать могла видеть свою красавицу дочку в день свадьбы.

— Папа, не надо. — Лори была так напряжена, что ей казалось, будто внутри нее извивается клубок злобных змей; она коснулась руки отца. — А то мы оба сейчас расплачемся.

— Кстати… Джеймс, — каждая мышца ее тела напряглась, — звонил мне перед отъездом. Просил передать тебе наилучшие пожелания, он уверен, что все обернется лучшим образом для тебя. Знаешь, он держится молодцом.

— Да, — согласилась равнодушно Лори. Верный Джеймс, он так надеется на свой план. Эти его слова, несомненно, зашифрованное утешение ей на случай, если она в нем нуждается — и это, увы, так.

— Лори, — отец взял обе ее руки в свои и серьезно посмотрел ей в глаза, — ты ведь действительно хочешь выйти замуж за Алекса?

На какую-то долю секунды ей показалось, что она не выдержит искушения. Бросится вверх по лестнице, сорвет с себя это прекрасное, но ненавистное платье — и скорей в аэропорт, обратно в Англию, к Джеймсу… Алекс женится на ней из мести, и это явится превосходным ответным ударом — это может быть лучше, чем унизить его, бросив одного у самых ступеней алтаря, на глазах у всего венецианского высшего света.

Но Лори отогнала эту мысль прочь и твердо встретила озабоченный взгляд отца.

— Конечно, хочу, папа. Как же иначе?

Глаза Лори скользнули мимо отца, и она увидела отражение их обоих в огромном зеркале в золоченой раме, висящем на дальней стене комнаты. Он был исполнен достоинства, в безупречном светло-сером костюме; она — холодно-спокойна, но очень бледна, несмотря на румяна, которые наложила по настоянию синьоры Барези перед тем, как в облаке духов и шелка отправиться в церковь. Сквозь кожаные туфельки ее пронизывал холод мраморного пола, она начинала уже дрожать, но тут наконец распахнулась входная дверь.

— Пора, дорогая, — вполголоса произнес отец.

Кто-то осторожно опустил фату ей на лицо, чьи-то руки передали ей букет из белых фрезий и орхидей — и вот она уже оказалась в слепящем свете солнца. Словно актриса, знающая назубок свою роль, пересекла маленькую площадь и ступила на катер, который тронулся вдоль узкого канала. А люди улыбались и хлопали в ладоши, высовываясь из окон; в центре города разыгрывался спектакль, и вся Венеция превратилась в пеструю толпу статистов.

Над головой Лори сверкал великолепный мраморный фасад церкви; вот они вошли в прохладный зал, где три сестры Алекса в длинных синих шелковых платьях ожидали их с необычайно торжественным видом. Синьорина Джаннини тоже была там, она оправляла платье Лори, и фату, и длинный шлейф, а та стояла без движения.

Наконец все нараставший звук органа превратился в крещендо, все собравшиеся в церкви встали, и Лори медленно двинулась к алтарю. Тут она увидела Алекса, стоявшего у основания широкой белой мраморной лестницы, ведущей к алтарю, и смотревшего на нее.

Лишь на одно мгновение она пошатнулась, и ноги ее словно приросли к полу. Эта церковь, с ее кораллово-серыми мраморными стенами, украшенными богатой резьбой колоннами, сводами, расписанными яркими красками, совсем не похожа на простую деревенскую церквушку ее детских грез. Но тем не менее сейчас она впервые видела вместо неясного пятна лицо мужчины, ждущего ее у алтаря — лицо Алекса. И, казалось, что именно так и должно было быть — и лишь этого не доставало главной ее мечте.

Почувствовав на себе взгляд отца, Лори пришла в себя. Еще бы, Алекс казался здесь на своем месте, здесь, в этой итальянской церкви, в своем кремовом шелковом костюме. Луч света падал на его черные волосы, бросая отблеск на красивое лицо и отражаясь в опалово-серых глазах — глаза эти, не отрываясь, смотрели на Лори, когда она вновь двинулась вперед.

Священники в роскошных, белых с золотом одеяниях спускались навстречу к ним. Марчелло стоял рядом с Алексом, но она уже смутно видела всех остальных, не в силах отвести глаз от Алекса. Когда она приблизилась к нему, он простер к ней руку, и она, оставив руку отца, протянула ему свои холодные пальцы. И они вместе поднялись по ступеням под тихий шорох кружевного шлейфа подвенечного платья Лори. А потом началась служба, и все потонуло в запахе фимиама и блеске свечей.