Укрощение герцога - Элоиза Джеймс Страница 20

Несмотря на сомнения брата, Рейф проснулся на следующее утро рано и в полной уверенности, что обещал покончить с виски. И не только с виски. Но и с вином. И с элем. В это утро он чувствовал себя больным, как обычно после обильных возлияний, потому что оказался в тисках страха.

В течение часа он уговаривал себя встать и отправиться в ванную. Конечно, он мог бросить пить. Миллион раз он говорил себе, что ему следует это сделать и что это не так уж трудно. Он был не таким человеком, чтобы по пути в столовую к завтраку наткнуться на бутылку эля и уже не отрываться от нее. Не прийти ли к вполне логичному заключению, что виски, как ни мил был ему этот напиток, плохо сказывается на его теле и здоровье вообще? А теперь еще у него появились племянница и брат, то есть семья, желавшая, чтобы он бросил пить.

Он спустился к завтраку и обнаружил, что за столом идет оживленная дискуссия. Гейб посмотрел на него, и на лице его отразилось облегчение.

Вскоре Рейф понял почему. Гризелда решила взять в свои руки постановку пьесы. Но не понимала, зачем это надо. А бедный Гейб прилагал отчаянные усилия, чтобы объясниться и в то же время избежать явной лжи.

Не имея ни малейшей склонности к обману, Рейф вступил на опасную почву, прежде чем Гейб мог запятнать себя клятвопреступлением.

– Все это вина Гейба, – сказал он, позволяя лакею навалить горой нежный омлет себе на тарелку. Обычно он по утрам не ел, но сегодня решил начать жизнь с новой страницы. – В прошлом году в Лондоне он наехал в кебе на молодую женщину и сбил ее. Понимаете?

Гризелда тотчас же откликнулась.

– О, нет ничего хуже, чем пьяный кучер, – сказала она, взмахом руки отметая предложенные блюда. – А Лондон полон таких возниц. Я предпочла бы только подсушенный тост, – сказала она лакею. – Очень сильно подсушенный.

– Точно, – сказал Рейф. – Этот кучер качался и чуть не свалился с козел, столько джина он влил в себя. Конечно, мой брат почувствовал себя виноватым в этом происшествии и ответственным за благополучие молодой женщины. Он ведь очень ответственная личность.

– Разумеется, – согласилась Гризелда и обратилась к лакею: – Нет-нет! Я же сказала – сухой! И пожалуйста, без масла.

– Молодая женщина была легко ранена во время этого инцидента и, к несчастью, в связи с этим потеряла роль в театре. И потому, конечно…

– А что это за театр? – спросила Имоджин.

– «Ковент-Гарден», – ответил Гейб.

– Так эта молодая женщина… – начала Гризелда и замолчала. – Какое отношение она имеет к нашей пьесе? Не говорите мне, что вы полюбили театр из-за этого несчастного случая, мистер Спенсер!

По выражению ее лица, с которым она смотрела на Гейба, Рейф мог заключить, что перед ее внутренним взором предстали видения – заплясали молодые люди, подпавшие под гибельное влияние и чары безнравственных актрис. Впрочем, это было не так уж далеко от истины.

– Конечно, нет, – поспешно возразил Рейф. – Но, памятуя о славе театра в Холбрук-Корте, Гейб предложил ей возможность проявить свой недюжинный талант перед обширной аудиторией. Конечно, мы собираемся пригласить из Лондона самых влиятельных людей театрального мира.

– Мне кажется, это уже выходит за пределы долга, – сказала Гризелда, и ее лоб прорезала тонкая морщинка неодобрения. – Небольшой денежный вклад в театр «Ковент-Гарден» наверняка обеспечил бы этой актрисе роль в следующей постановке.

– Ей не нужна всего лишь роль, – бодро продолжал Рейф. – Ее интересует главная роль. А Элайза Вестрис ни за какие деньги не отказалась бы от главной роли в «Ковент-Гардене», если бы только владельцы театра не убедились в блестящем даровании будущей знаменитости.

– Полагаю, она дама высокой морали? – спросила Гризелда. – Если я правильно поняла тебя, Рейф, ты собираешься следовать театральной модели, разработанной твоей матерью? Герцогиня нанимала на главные роли профессиональных актеров, а остальные предлагались любителям, людям нашего круга. И потому очень важен вопрос нравственности наемных актеров.

Рейф поспешил ответить, прежде чем Гейб запятнал себя новой порцией лжи, которая не дала бы бедняге уснуть следующей ночью.

– Она совершенно безупречна. И предана своему делу. Страстно ему привержена. – «До того, что иногда грешит», – добавил он про себя.

– Ну ладно, – сказала Гризелда, хотя вид у нее был неудовлетворенный, но, судя по всему, она была готова покориться неизбежному. – Я пока все-таки не пойму, кто же будет ставить пьесу, мистер Спенсер? Если вы не самый замечательный доктор богословия, то уж скажу по правде, среди нас не найдется ни одного, имеющего хотя бы самое слабое представление о том, как ставить пьесу, на премьеру которой будет приглашено от ста до ста пятидесяти зрителей. Герцогиня принимала это дело очень близко к сердцу, а опыт у нее был огромный.