Только по любви - Дженнифер Блейк Страница 20

Было необходимо примерить новое платье и пояс, чтобы Гвинн могла их подогнать по фигуре. По словам Гвинн, платье легло идеально, поэтому ничего не нужно было делать, сама Изабель мало чего могла сказать о своем отражении в крошечном круге полированной стали, который держала служанка.

— Это чудесное платье достойно принцессы, миледи. Я никогда не видела такого мягкого и тонкого шелка, — сказала Гвинн, распуская рукава, чтобы они ниспадали складками так, как нужно, затем отойдя назад, наклонив голову набок, чтобы оценить эффект. — Король позаботился о вас, в самом деле.

— Да. Я думаю почему?

— Вы его подопечная, и его долг одеть вас к вашей свадьбе. Должно ли быть что-то еще?

— Всегда есть, я боюсь.

— Вы думаете, это награда? Но за что? Вы полагаете, есть другие причины? Если не...

— За суровое испытание выйти замуж за низшего, несомненно.

— Но этот рыцарь может сам удержать любую.

Это было правдой, что вызвало странную, горячую тяжесть под золотой сеткой ее пояса, когда она подумала об этом. Он стоял высокий и непреклонный во время их аудиенции у Генриха, проявляя должное уважение, но не подобострастие. Она видела, как знатные люди ее сословия проявляли намного меньше достоинства перед лицом королевского недовольства.

Такие мысли были далеко не комфортными. Умышленно она сказала:

— Но всего лишь рыцарь.

Гвинн подняла бровь:

— Вы получите треть Брэсфорда по праву выкупа. Что еще вам нужно?

— Ты прекрасно знаешь.

— Граф или герцог в качестве мужа вместо Брэсфорда? Неужто вы бы взяли хромающего худосочного старика с титулом вместо этого прекрасного представителя мужской половины? На самом деле, миледи, я скажу, что это была бы жалкая сделка.

Изабель желчно взглянула на нее:

— Тебя всего лишь пленили красивые плечи, признай это. В мужчине есть намного больше.

— Так вы заметили его плечи, не так ли? И его ноги тоже, я уверена, сильные, как дубы. Что касается того, что у него есть между ними...

— Это не то, что я имела в виду!

— Но вы не будете утверждать, что это не важно.

Нет, она не могла сказать этого, хотя она намеренно пыталась не думать об этой его части или о том, что произойдет в их брачную ночь. Ей это совсем не удавалось. На самом деле она металась и ворочалась в своем паланкине после того, как он оставил ее, пытаясь забыть силу его рук, то, как он, казалось, заполнил то маленькое качающееся пространство, которое они делили. Да и беглый намек на то, что значит чувствовать его вес на ней, его силу внутри нее.

Его руки были нежными, когда он бережно держал ее раненый палец в Брэсфорде, прежде чем он безжалостно потянул за концы сломанной кости и вправил ее. Будет ли он таким же за балдахином их брачного ложа — нежным сначала, но безжалостным, когда овладеет ею?

Быстро тряхнув головой, чтобы вытеснить беспокойные мысли и головокружительное ощущение, которое сопутствовало им, она сказала:

— Богатство может также указывать на ценность союза с Генрихом.

— Каким образом? — спросила Гвинн, нахмурившись.

— Из-за знаменательной услуги, которую оказал ему Брэсфорд несколько недель назад, той, которая пошла не так, как надо. — Она продолжила рассказывать все, не чувствуя никаких угрызений совести за то, что обсуждает это дело с Гвинн. Эта женщина была личной служанкой их матери и сделала все возможное, чтобы защитить и девочек, и их мать во время ее второго брака: лгала, чтобы их выгородить, просила прощения за них, приносила им еду и питье, когда они были заперты в наказание за какой-то промах. Она презирала графа Грейдона и винила его в смерти их матери, радовалась, когда он умер. Она не любила его сына и наследника, их сводного брата.

— Да, — сказала Гвинн с мудрым кивком. — Я слышала что-то такое от слуг в Брэсфорде. Все там знали, что леди была любовницей короля, знали людей, которые приехали и забрали ее.

— А младенец? — резко спросила Изабель.

— Леди несла сверток, когда уходила. По крайней мере, так говорили после того, как об обвинении было объявлено в большом зале тем вечером. Некоторые клялись, что видели младенца, хотя никто не входил и не выходил из комнаты леди, кроме служанки, которую она привезла с собой.

Было ли это то, что должен был знать король? Изабель гадала, будет ли он слушать, или, имея такую сеть шпионов в различных частях королевства, знал ли он уже об этом.

— Король упомянул слухи, распространяющиеся здесь.

— Я слышала хихиканье раз или два, хотя оно ничего мне не сказало. Вот так вот обстоят дела, видите. Они боятся говорить что-то мне в лицо, поскольку вы и Брэсфорд пользуетесь расположением короля.

— Правда? — Изабель грустно хмыкнула.

Гвинн пожала плечами:

— Вы можете судить о том, что к чему по костюму, который Брэсфорд получил от короля.

Это имело смысл, подумала Изабель. Одежда, если она была такая же прекрасная, как и ее собственная, могла определять его положение как личного друга короля.

Это также могло означать не более чем то, что Генрих послал его хорошо одетым на смерть. И почему эта последняя мысль вдруг показалась такой ужасной, она не могла сказать. Она едва знала этого человека. Безусловно, его смерть совершенно не трогала ее.

Сестры Изабель были где-то во дворце. Хотя она бы с радостью показала им свое новое свадебное убранство, сейчас для этого не было настроения. Близилось время вечерней трапезы. Она бы предпочла перекусить кусочком хлеба с вином и лечь спать, но это было невозможно. Предстоящая свадьба будет определенно у всех на устах до конца вечера. Если она будет прятаться, это будет выглядеть так, как будто она оскорблена или, упаси Господи, боится ее. Гордость была большим недостатком, но она не могла бы вынести, если бы кто-нибудь считал так. Гвинн помогла ей снять белое шелковое платье и снова надеть золотое.

Большой зал представлял собой огромное гулкое пространство, самое крупное сооружение из известных в мире, в котором потолок был выполнен без опор и держался только на стенах из кремового камня, вдоль которых тянулись галереи для зрителей и увенчивались рядами ланцетных окон в массивных выступающих деревянных рамах. Зал был приготовлен для вечерней трапезы с длинными рядами столов, покрытых большими скатертями, — на высоком столе под золотым балдахином стояли тарелки и кубки, на низких столах — подносы и стаканы.

Задача была сложной, так как кухни в Вестминстере должны были обеспечивать едой несколько сотен гостей каждый вечер. Еще больше людей кормил раздающий милостыню от имени короля, который передавал подносы с остатками еды тем, кто просил подаяния у задних ворот. Слуги ходили туда-сюда с кувшинами вина из кладовой, выставляя их на боковые столы. Большие корзины, заполненные доверху дополнительными подносами только из печи и восхитительно пахнущими, ставили рядом на серванты. Придворные и их дамы, дипломаты из полдюжины стран, члены новой личной охраны короля, знать, семьи со всей страны и прихлебатели всех мастей слонялись по залу, наталкиваясь на слуг, болтали и смеялись, создавая низкий гул, играли в карты и кости.