Мой пылкий граф - Люси Гордон Страница 20

Был теплый вечер, и они ужинали на воздухе, наслаждаясь закатом. Джина подала суп из креветок, мидий, лука, чеснока и помидоров.

— Я вернулась и обнаружила, что Бартон вне себя. Он оставил твое сообщение Поли, который «забыл» о нем.

— Но мое неотразимое обаяние неумолимо влекло тебя? — отважился спросить Лео.

— Я приехала, чтобы посмотреть родео в Гроссетто, — твердо сказала Селина. — Вот и все.

— Не ради меня?

— Не ради тебя, не обольщайся!

— Да, мэм.

— И перестань ухмыляться!

— Я не ухмыляюсь!

— Нет, ухмыляешься! Как кот, который слизал сливки. То, что я объехала полмира, чтобы найти тебя, ничего не значит. Ты понял?

— Конечно! И то, что последние две недели я сходил с ума, заходя на сайты, чтобы опередить тебя на один шаг, тоже ничего не значит.

— Вот и прекрасно!

— Замечательно!

Они замолчали.

— Ты опять это сделал, — сказала Селина. — Когда я приехала, ты назвал меня carissima, но ты не объяснил, что это означает.

— По-итальянски сага — «дорогая», — ответил Лео. — Когда ты добавляешь issima, ты подчеркиваешь, что это высшая степень того, что ты хочешь сказать.

Она молча смотрела на него.

— Теперь ты понимаешь, — продолжал он, беря ее за руку, — что, когда мужчина называет женщину carissima…

Внезапно ему стало трудно говорить. Он не раз произносил это слово, не вкладывая в него особого значения. Сейчас все по-другому, но слово уже было опошлено частым употреблением.

— Это означает, что она не только очень дорога ему, — Лео собрался с духом, — но…

Он умолк, так как вернулась Джина, чтобы унести тарелки.

Улыбнувшись, Лео смирился — у него еще будет время, чтобы сказать все, что он хочет.

Пиршество завершилось тосканским тортом с медом и орехами. К концу ужина у Селины слипались глаза. Наконец, Лео взял ее за руку и повел наверх. У ее двери он остановился.

— Спокойной ночи, — тихо сказал он, — carissima.

— Спокойной ночи.

Он поцеловал ее в щеку и ушел.

Почти всю ночь Лео бодрствовал. Сознание того, что Селина спит в соседней комнате, вызывало у него чувство человека, хранящего в своем доме сокровище. Оно принадлежит ему, и он будет владеть им, даже если ради этого потребуется сразиться со всем миром.

Проснувшись на рассвете, Лео подошел к окну, открыл ставни и вышел на балкон. Ему хотелось еще раз взглянуть на дорогу, ведущую к деревне.

Тень в соседнем окне привлекла его внимание.

Селина смотрела на долину. У нее было спокойное, отрешенное лицо.

Почувствовав его взгляд, она подняла голову и, мимолетно улыбнувшись ему, вновь устремила взгляд на долину.

И Лео понял.

Накинув халат, он тихо вышел и, войдя в ее комнату, подошел к Селине сзади и осторожно положил руки ей на плечи. Селина прижала к себе его руки, и он держал ее в объятиях, испытывая такую глубокую удовлетворенность, какой ему никогда не приходилось чувствовать.

Внизу нежное свечение, сначала слабое, затем более яркое постепенно заполняло долину. Волшебный, неземной свет сиял всего несколько благословенных минут.

Затем он изменился, стал резче и прозаичнее; день начался, осталось только воспоминание об исчезнувшем чуде.

Тихий вздох вырвался у Селины, такой тихий, что Лео не услышал, а почувствовал его.

— Мое желание сбылось, — сказала она. — С тех пор, как ты рассказал мне об этом свете, я мечтала увидеть его.

— Ну, и как тебе?

— Он так же красив, как ты говорил. Это самое прекрасное зрелище, которое мне когда-либо приходилось видеть.

Лео нежно увлек ее в комнату и отнес на кровать. Он мечтал об этом всю ночь.

Лео часто представлял себе, как он познакомит Селину с Пери. Лошадь была готова для продажи уже несколько месяцев назад, но ее элегантность и горячий задор заставляли его дожидаться подходящего владельца.

Им оказалась Селина. Предчувствие не обмануло его, когда он увидел, что они полюбили друг друга с первого взгляда. К этому времени Лео решил, что он уже понимает кое-что в любви с первого взгляда.

Он подумывал о том, что Пери будет его свадебным подарком Селине. Мысль о браке больше не пугала его.

Целыми днями они разъезжали по его полям и виноградникам, а ночи проводили в объятиях друг друга.

— Останься здесь, — однажды сказал Лео, когда они лежали, обессилевшие после жгучих любовных ласк. — Не покидай меня.

Опираясь на локоть, Селина приподнялась и посмотрела ему в лицо. Ставни были открыты, и лунный свет наполнял комнату, бросая тень в ложбинку между ее грудей.

— Ты моя carissima, — сказал Лео, — ты дороже мне всего на свете. Ты моя любовь, моя возлюбленная, единственная женщина, которая для меня существует.

Через неделю они отправились в Маремму, область на юге Тосканы близ побережья, известную как «Дикий Запад Тосканы», так как здесь занимались разведением крупного рогатого скота и до сих пор использовали традиционные навыки и умения ковбоев.

Каждый год в этих местах проводилось родео, которое состояло из торжественного проезда по улицам близлежащего городка Гроссетто и представления, длившегося один день. Лео повез Селину в город, чтобы познакомить ее с организаторами, которым он описал ее достижения в самых восторженных выражениях.

Потом Селина преподнесла ему сюрприз. Всю дорогу до Гроссетто она не расставалась с большим листом бумаги, отказываясь показать его Лео. Оказалось, что это его фотография, на которой он был запечатлен верхом на быке.

— Я знаю одного парня, который фотографирует все, что видит, — объяснила она, — включая участников родео, которым не удалось выиграть. Я нашла его, и у него оказалась твоя фотография. Ты хорошо получился, правда?

Снимок был великолепен. Одна рука Лео была поднята высоко вверх, подбородок упрямо вздернут, на лице широкая, радостная, победоносная улыбка.

Один из организаторов с уважением посмотрел на фотографию и почтительно кашлянул:

— Может быть, синьор, на нашем родео вы продемонстрируете езду на быке?

— Не думаю, — поспешно ответил Лео, — для этого в Техасе существуют особые быки, их разводят именно за их свирепость.

Лео потребовалось десять минут, чтобы избавиться от этого человека, и все это время Селина корчилась от смеха.

— Я сказал ему, что ты продемонстрируешь им «бочечные» скачки, — заявил Лео, когда им, наконец, удалось спастись.

— Чудесно, только это будет уже не то, если ты не обуздаешь быка!