Импульс - Кэтрин Коултер Страница 20

Странно, что двое голландцев отравились. И еще более странно, что Доминик все время избегал разговоров о последствиях случившегося. Он так и не сказал ни слова Маркусу, и тот в конце концов ушел — расстроенный, обессиленный, раздраженный. Он узнал не больше, чем ему было известно до покушения. Что такое «Вирсавия»? Название организации? Женщина из Библии? Маркус ушел сразу же после завтрака, во время которого Паула тихонько гладила его пальцами по бедру и, рассказывая какой-то анекдот, продолжала ласкать его. В это время ее муж, Делорио, сидел рядом за столом..

— Маркус! Поторопись, миссис Мэйнард уже на посадочной полосе!

— Хорошо, — поспешно ответил он. — Уже иду, Келли! — Маркус возьмет за жабры Хэнка, который пока что поправляется после постельного марафона с Гленн, крайне голодной леди из Сан-Антонио.

Шесть часов спустя, в десять вечера, Маркус рухнул в постель. Пускай женщины обзовут его подлецом за то, что он покинул их общество, а мужчины посчитают слабаком, потому что Маркус не остался смотреть по гигантскому телеэкрану бой боксеров-тяжеловесов, передаваемый из Лас-Вегаса. Он был настолько изможден, что с трудом передвигал ноги. Что касается Хэнка… Маркус мог себе представить, что тому сейчас не до сна. Сесили он пришелся по вкусу.

Но сон Маркуса не был спокойным. Одно и то же видение преследовало его вот уже двадцать лет, то пропадая, то возникая вновь. Оно стало являться Маркусу чаще, когда он служил во Вьетнаме, вместе с другим пушечным мясом для Вьетконга. Маркус пытался проанализировать этот сон, воспроизведя его в памяти, и пришел к выводу, что причина видения кроется в следующем: с кровью, смертью и беспомощностью столкнулся уже мужчина, а не маленький мальчик. Ха… мужчина. В тот последний год перед падением Сайгона, в 1975-м, ему было восемнадцать лет.

Все еще мальчик, неумелый юнец, несмотря на все уличные трюки, которые он освоил и принес с собой в армию.

Наивный чудак.

Однако с течением лет видение изменилось. Оно оставалось мальчишеским, но теперь несло на себе отпечаток мужского опыта. События во сне разворачивались как в фильме: легкое приятное начало, и сцены как наяву, похожие на мягкие акварели, плывут у него перед глазами, создавая нужную атмосферу. Маркус снова оказывается в Чикаго, в старом квартале, и переживает то далекое лето 1967 года. Мальчик — худой, долговязый, доверчивый, компанейский, — он верил абсолютно всем. Хорошего ребенка, вот кого видел Маркус на этих акварелях. Единственный сын любящих родителей, получает хорошие отметки, занимается спортом — типичный американский ребенок. Наивный чудак.

Затем фильм набирал скорость, события неслись, как в сумасшедшей гонке, становились запутанными, беспорядочными, но при этом оставались яркими, значительными и страшными.

Его отец, Райан Неудержимый О'Салливэн, газетчик, был субтильным интеллектуалом, фанатично преданным правде. Вот он у Маркуса перед глазами: поправляет очки, которые вечно соскальзывали с узкого носа, а мать Маркуса, Молли, крупная, высокая, намного сильнее отца, смеется и склоняется над мужем, чтобы поправить ему очки и укусить за кончик носа белоснежными зубами. Отца прозвали Неудержимый, потому что он никогда никому ни в чем не уступал.

Если Неудержимый шел по следу, он начинал рыть вокруг, как какой-то хорек или бульдог, никогда не расслабляясь ни на мгновение. Если бы ему пришлось взять интервью у самого дьявола, он сделал бы это, чтобы докопаться до правды, а потом ее напечатать.

Одиннадцатилетний Маркус был нетерпимым по отношению к отцу. Тот даже не умел нормально подать мяч. Отец мог помочь с примерами, но обычно был слишком занят. Молли же терялась при виде иксов и игреков. Но Маркус любил папу: ведь он знал биографию каждого профессионального баскетболиста в мире.

Еще картины, теперь более яркие: кровь, такая красная и густая, растекается, заливает все вокруг, кровь в глазах, она попадает в нос, в рот, душит его, все красное, так много, и это кровь его отца…

Маркус застонал, затем закричал, вскочив в кровати, захлебываясь и прерывисто дыша. Пот лился у него по спине, струился под мышками. Боже, неужели эти видения никогда не исчезнут? Маркусу было трудно дышать. Плечо саднило. Тело сковал страх. В комнате было прохладно: кондиционер стоял на максимуме.

Маркус задрожал от холода и натянул на себя одеяло, накрывшись с головой.

Неужели это никогда не кончится?

Маркус хорошо знал ответ, да, хорошо знал. Ему удалось немного замедлить дыхание, твердя себе снова и снова, что он уже давно перестал быть перепуганным одиннадцатилетним мальчишкой. Он взрослый человек, и, слава Богу, ему посчастливилось проснуться до того, как сон закончился.

Но Маркус боялся засыпать снова. Он взглянул на электронные часы на ночном столике. Пять утра. Без долгих раздумий он встал и направился в ванную. Маркус стоял под струей горячего душа до тех пор, пока окончательно не проснулся.

Потом он отправился на пробежку.

Только что забрезжил рассвет. Бледные сероватые разводы прорезали утреннее небо, смешиваясь с синевой Карибского моря, отражаясь от белоснежного песка на пляже. Это было прекрасное зрелище. В абсолютной тишине он мог слышать удары собственного сердца. Маркус бежал твердо, ровно вдыхая и выдыхая чистый сладковатый воздух. Интересно, как выглядел остров пару сотен лет назад, с горами и вершинами, покрытыми полями сахарного тростника, спускающимися от самых высоких точек прямо до моря, и черными рабами, которых завезли португальцы. Маркус представил, как рабы нагибались к стеблям, ухаживая за ними, обливаясь потом под знойным карибским солнцем. Поля исчезли уже в конце прошлого века: четверо или пятеро владельцев продали свои земли и уехали — нашелся один зажиточный торговец, американец, который хотел продемонстрировать размеры своего богатства жене, французской аристократке, и купил весь остров. Большая часть малочисленного коренного населения, родившегося на острове, уехала — аборигены поселились на других островах, таких, как Антигва и остров Святого Киттса. Местная культура почти вымерла, исчезнув давным-давно, не осталось ни письменности, ни обрядов. Но нищеты не было, только не на острове Джованни. Все коренные жители, оставшиеся здесь, имели работу, получали неплохие деньги и жили в домах.

* * *

Маркус держался рукой за локоть, чтобы не напрягать больное плечо. Взглянув впереди себя, он увидел женщину, ее шаг казался твердым и плавным. Маркус нахмурился. Ему так хотелось хоть раз побыть одному, хоть раз избежать пустых разговоров с гостями. Он немного замедлил ход. У женщины были длинные ноги, Маркус дал ей возможность оторваться и уйти далеко вперед. Через сотню ярдов дорожка поворачивала — женщина пропала из виду.

Пробежав поворот, Маркус машинально огляделся. Женщины он не увидел. Может, она ускорила шаг и сейчас уже бежит по проложенным в джунглях дорожкам назад, к своей вилле?

«Хорошо бы», — подумал Маркус. Он продолжал бежать, дыхание было размеренным, сердце билось ровно, хотя волосы повлажнели от пота. И все равно он продолжал искать ее глазами. Может, что-то случилось? Она же не так быстро бежала. И тут он остановился.