Малиновый запах надежды - Наталья Калинина Страница 2

– Жив, – с облегчением выдохнула я, когда парень застонал.

Но действительность тут же лопнула, словно продырявленный шарик, стоило мне внимательней всмотреться в его залитое кровью лицо.

– Господи... Ты же ведь...

Я закрыла ладонью рот, испугавшись, что закричу. Резкая перемена в моем поведении оказалась слишком заметной, и кто-то рядом, но будто издалека тревожно спросил:

– Девушка, вам нехорошо?..

– Саш, ты чего?

И без того несчастный водитель «Фольксвагена», и Лелик с аптечкой в руках испуганно смотрели уже не на сбитого пешехода, а на меня.

Я медленно приходила в себя.

– В порядке...

Губы онемели и стали чужими.

В порядке, если не считать того шока, который я испытала, узнав в этом парне любимого мной человека. Тима. Погибшего четыре года назад.

– Саш, отойди, – Лелик, обняв меня за плечи, заставил подняться на ноги. И легонько оттеснил в сторону. – Зрелище не для слабонервных. Ты вон побледнела как.

У меня не хватило сил возмутиться. Очутившись за спинами мужчин, я в немом отупении смотрела, как они вдвоем пытаются оказать посильную помощь: Лелик куда-то названивал по мобильному телефону, второй водитель дрожащими руками копался в аптечке в поисках бинта.

– Саш, как ты там? – бросил на меня через плечо встревоженный взгляд Леонид.

– Нормально. Помощь нужна?

– Нет. Сейчас «Скорая» подъедет.

– Хорошо, – пространно ответила я и отошла к «монстру», уткнувшемуся тупым носом в зад «Фольксвагена».

Я не знала, куда себя девать, куда пойти и что сделать, лишь бы больше не стоять за спинами Лелика и водителя «Фольксвагена» и не находить сходство в чертах лица этого парня и того, другого...

Наши аварийные машины создали «пробку», и вокруг стали собираться люди – пешеходы, водители останавливающихся машин. Зеваки. Любопытные, раздражающие мельтешением, ненужной суетой и бесполезными советами.

Опершись на приоткрытую дверцу джипа, я отстраненно смотрела на происходящее, тщетно стараясь отогнать неясные, как размытый волной след на песке, воспоминания о том, что случилось четыре года назад. Время, как морская вода, сгладило их, лишив острых углов – подробностей.

Впрочем, подробности я не могла помнить, потому что пережила их не видя, уйдя на какой-то период в чернильную темноту беспамятства. И поэтому то, что произошло тогда, мне, скорее всего, не вспоминалось, а представлялось. Наверное, тоже, как и сейчас, собралась толпа бесполезных зевак и кто-то, как Лелик и водитель «Фольксвагена», суетился, неумело пытаясь помочь...

Очнулась от мыслей я лишь тогда, когда носилки с пострадавшим уже занесли в «Скорую». И, поддавшись непонятному порыву, рванулась к машине.

– Куда?! – опешил от такой наглости бородатый врач, собиравшийся захлопнуть дверцы за носилками.

– Пожалуйста... – срывающимся голосом попросила я и умоляюще посмотрела на доктора. Безумный порыв. Безумный.

– Ладно, садись, – сдался со вздохом бородач и помог мне забраться в пахнущее лекарствами нутро машины.

– Саш, ты куда?! – услышала я где-то за спиной изумленный крик Лелика, но даже не оглянулась.

По дороге в больницу мне не удалось рассмотреть сбитого машиной молодого человека. Медики закрывали его от меня, и я, не имея возможности видеть его лицо, разглядывала безвольно свесившуюся с носилок левую руку – полусогнутые пальцы, свежие ссадины на костяшках, выпирающие вены, маленькую родинку возле косточки. Воображение затеяло со мной жестокую игру, и мне, купившейся на его обман, казалось, что это рука Тима.

* * *

...В тот пряный, пахнущий медом и яблоками августовский день шесть лет назад я сидела на лавочке, испещренной надписями вроде «здесь был Вован», в сквере отвергшего меня университета и пыталась справиться с первым в жизни серьезным щелчком по носу. Жизнь казалась бессмысленной, пресной и тоскливо-безвкусной, как серое выходное платье моей деревенской тетки Нюры.

Конечно, все было не так ужасно, как мне думалось, я просто не нашла себя в списках поступивших на манящий формалиновым запахом препаратов и звенящий тонким стеклом пробирок и колб биохимический факультет областного педвуза. Но в тот момент такой провал казался чуть ли не концом света.

Мне было 20 лет, я носила толстую, с руку толщиной, косу до пояса и еще не красила свои натурально-золотые волосы в различные оттенки рыжего. Была немного упитанней, чем сейчас, с мягкими ямочками на щеках-яблоках и почти не нуждалась в косметике, поскольку являлась счастливой обладательницей здорового румянца. В одежде предпочитала удобство и комфорт, но иногда позволяла себе туфли на невысоком каблуке и прилегающие платья. Много читала, в основном переводную литературу. Не питала романтичных, свойственных барышням моего возраста иллюзий и была такой же дерзкой на язык, как и сейчас.

Тем летом я окончила педагогическое училище с красным дипломом. И, решив не останавливаться на достигнутом, подала документы в областной педвуз. Но провалилась.

Отличница-медалистка и одна из лучших студенток в училище, я никак не могла взять в толк, где же так оплошала на вступительных экзаменах. Обиды не чувствовала, скорее безмерное удивление: учеба всегда была тем, что давалось мне легко.

И вот, сидя в сквере на лавочке, я пыталась придумать, что мне делать дальше. Вернуться в скучный провинциальный городишко, откуда я была родом, и устроиться воспитательницей в детский сад? Или остаться в этом городе, в который я приехала поступать в единственный на всю область педагогический университет, найти какую-нибудь работу вроде официантки в баре, а по вечерам ходить на подготовительные курсы, чтобы на следующий год вновь подать документы?

Так ничего и не придумав, я собралась было подняться и уйти, но меня остановил незнакомый голос:

– Привет! Если я присяду, не помешаю?

Вопрос был задан не с полагающейся ему вопросительной интонацией, а с утверждающей, будто его хозяин и мысли не мог допустить, что его общество может кому-то помешать. Впрочем, веселый, несерьезный и летне-беззаботный тон начисто лишал вопрос отталкивающей самоуверенности. Я с любопытством оглянулась и увидела высокого молодого человека в синих джинсах и клетчатой красно-белой рубашке с закатанными до локтей рукавами. В руках парень держал бутылку с газированной водой и булку.

– Не помешаете, – вежливо ответила я и подвинулась, но при этом понадеялась на то, что незнакомец не привяжется с разговором.

Не то чтобы мне не хотелось разговаривать, просто в молодом человеке я интуитивно угадала студента отвергнувшего меня вуза. И если парень заговорит о студенческой жизни, мне такой разговор в свете моего провала приятным не будет.

К сожалению, молодой человек, похоже, относился к общительным. Нет, он не пристал с банальным вопросом: «Девушка, а как вас зовут?» Он неожиданно протянул мне булку в прозрачной обертке и спросил: