Мадам змея - Виктория Холт Страница 2

— Дорогой мой, почему ты сегодня грустен? — улыбнувшись, спросила Маргарита.

Он жестом предложил женщинам сесть справа и слева от него. Потом взял руку Маргариты и поднес ее к своим губам. Его движения были полны изящества и шарма.

— Грустен? Нет, — сказал он. — Но я думаю об этом браке с итальянкой.

— Мне он не нравится, — заявила Анна. — Что это за семья? Какое право имеют торговцы Медичи породниться с королем Франции?

— Любовь моя, — сказал король, — ты повторяешь слова моих советников. Повторение, увы, может наскучить, даже если оно звучит из твоих сладких уст.

Он подал знак музыкантам.

— Играйте, играйте! — приказал король, не желая, чтобы их беседа оказалась подслушанной.

— Папа — мошенник, — не сдалась Анна. — И если правда скучна, с этим следует смириться.

— Мошенник! — воскликнула Маргарита. — Он хуже чем мошенник. Он — глупец.

— Дорогие дамы, вот что сказал мне духовный наставник сына. Он не в восторге от женитьбы моего наследника на дочери торговца. По его мнению, такой брак допустим, лишь если он сулит большую выгоду трону; в этом случае Бог может благословить подобный союз.

Они рассмеялись.

— Если бы ты не сказал, что это мнение духовною наставника Генриха, — заметила Маргарита, — я бы подумала, что ты цитируешь короля Англии, Генриха Восьмого.

— Да помогут ему святые! — насмешливо сказал Франциск. — Пусть он наслаждается дарами богов со своей прелестной новой женой. Я написал Генриху о том, что желаю ему этого.

— Он искренне поблагодарит тебя, — сказала Маргарита. — «Разве я не вправе получить от Бога богатство, власть, успех и благополучие? — заявит он. — Кто, кроме меня, Генриха Восьмого, заслуживает всего этого?»

— Я бы хотел, чтобы бедный Франциск питал к королю Франции хотя бы одну десятую той любви, что Генрих Тюдор испытывает к английскому королю! — вздохнул Франциск. — Я люблю короля Франции за его недостатки, в то время как Генрих Тюдор любит короля Англии за его достоинства. Настоящая любовь всегда слепа.

— Но он прав: следует заботиться о материальной выгоде, — сказала Анна. — Что сулит нам этот брак?

— Они богаты, эти Медичи. Они пополнят нашу казну, оскудению которой, к сожалению, способствовала ты, Анна. Так что радуйся вместе со мной. Медичи преподнесут нам три бриллианта — Геную, Милан, Неаполь.

— Чего стоят обещания папы! — заметила Маргарита.

— Любовь моя, не говори пренебрежительно о Святом Отце!

— Он имеет весьма подлую привычку обманывать своих чересчур доверчивых детей!

— Я сам разберусь с Климентом, любовь моя. И достаточно политики. Я охвачен тревогой и хочу поделиться ею с двумя мудрыми женщинами. Я имею в виду юного Генриха. Не будь его мать самой добродетельной женщиной Европы, я бы подумал, что он не мой сын.

— Ты слишком требователен к нему, мой король, — сказала Анна. — Он еще мальчик.

— Ему уже четырнадцать лет. Я в его возрасте…

— Нельзя сравнивать свечу с солнцем, моя любовь, — заметила Маргарита.

— Разве нельзя ждать хоть некоторого блеска от сына солнца? Я не выношу мрачных, глупых детей, однако именно таким кажется мне мой отпрыск.

— Ты ждешь от него очень многого, потому что сам являешься выдающейся личностью. Дай ему шанс; как говорит твоя сестра, он еще очень молод.

— Вы, женщины, слишком снисходительны к нему. Если бы я знал, как высечь из этой тупой головы хоть искру интеллекта!

— По-моему, — сказала Маргарита, — в твое отсутствие мальчик становится более живым и сообразительным. Ты согласна со мной, Анна?

— Да. Поговори с ним об охоте, любовь моя, и ты увидишь перед собой твое отражение.

— Об охоте! Физически он весьма крепок. Если бы дофин обладал его здоровьем!

— Не вини своих сыновей, Франциск. Вини короля Испании.

— Или, — вставила Анна, — самого себя.

Он посмотрел на нее, в его глазах вспыхнул огонь, но Анна выдержала взгляд короля. Она дразнила его, была насмешливой и уверенной в себе. Он любил ее уже почти десять лет. Она позволяла себе вольности, но Франциску это нравилось. Он не был ее богом — этим она отличалась от Маргариты. Франциск улыбнулся — он умел увидеть себя со стороны. Она права. Он был плохим, безрассудным воином. Результат — Павия! Он мог винить лишь самого себя. Он один нес ответственность за то, что молодой Генрих и его старший брат, дофин, заняли место отца в испанской тюрьме в качестве заложников.

— Ты забываешься, моя дорогая, — сказал он, попытавшись придать голосу холодное звучание.

— К сожалению, любовь моя, боюсь, это правда, — дерзко отозвалась Анна. — Но я люблю тебя за твои недостатки не меньше, чем за твои достоинства. Поэтому без страха говорю тебе правду.

— Это было несчастливое стечение обстоятельств, — быстро вставила Маргарита. — Королю пришлось вернуться, а сыновья заняли его место. Но вернемся к главной теме нашей беседы. Юноши возвратились из Испании…

— Где молодой Генрих позабыл свой родной язык! — воскликнул Франциск. — Разве я стал бы говорить на языке варваров, вернувшись из самого длительного плена?

— Он заговорил на испанском языке, когда вернулся домой, — заметила Анна. — И весьма свободно, насколько мне известно.

— Да, весьма свободно. Он выглядит, думает и ведет себя, как испанец. Он больше похож на сына моего врага, нежели на моего.

— Он действительно очень мрачен, — сказала Анна. — Что подумает о нем юная итальянка?

— Она примет его с радостью, — заявила Маргарита. — Разве он не сын французского короля?

— Сочтет ли она этого мрачного юношу достойным трех сверкающих бриллиантов — Генуи, Милана и Неаполя? — лукаво спросила Анна.

— Несомненно, — сказала Маргарита. — Мы не торгуемся слишком горячо, покупая за чужие деньги.

— Особенно когда счета могут оказаться неоплаченными!

— Довольно! — жестко сказал Франциск. — Климент — хитрый негодяй, но я заставлю его сдержать свое слово.

— Как прибудет сюда девочка? — спросила Анна.

— С большой помпой, множеством дорогих подарков и в сопровождении самого папы. Он не только привезет ее, но и останется здесь до свадьбы.

— Что? — воскликнула Анна. — Он не верит в нашу порядочность?

— Похоже, — вставила Маргарита, — он боится, что Генрих лишит ее девственности и отправит назад.

— Похитив ее бриллианты и приданое!

Франциск засмеялся.

— Папа не знает нашего Генриха. Он способен отнять у торжества все веселье, но не девственность у юной красотки. Святая Дева! Я бы хотел, чтобы в нем было больше огня, чтобы он походил на своего духовного наставника, каким бы самовлюбленным и коварным ни был этот человек.