Роман для нежных женских душ - Наталия Потапова Страница 2

Мучительно переживая смерть матери, Ольга не страдала от одиночества. Она рано стала самостоятельной, еще в старших классах она зарабатывала репетиторством карманные деньги, что приучило девушку ценить собственную независимость. Крайне скромная в своих собственных тратах, мать никогда не ограничивала девочку в расходах, но, заметив нежелание Ольги заниматься бытовыми проблемами, как-то сказала ей: «Если ты не хочешь делать работу по дому – не делай. Но ты должна сама зарабатывать достаточно, чтобы платить людям, которые будут делать эту работу за тебя».

Самолюбивой Ольге не надо было повторять дважды. Девочка хорошо училась, ей нравилось быть первой в классе, она легко поступила в университет. Профессия матери была ей по душе – квалифицированный переводчик с университетским дипломом, с хорошей компьютерной подготовкой, свободно владеющий четырьмя языками весьма востребован в современном обществе. И зарабатывать она будет достаточно, чтобы «платить людям, которые будут делать эту работу за тебя».

Погруженная в воспоминания, Ольга словно наяву услышала хрипловатый голос матери, ее характерный жесткий испанский акцент в ставшем родным для них обеих женевском варианте французского языка. Когда Пилар волновалась, акцент усиливался. А волновалась она нередко, за внешней сдержанностью скрывалась натура нервная и легко ранимая. Проникнуться невозмутимым швейцарским спокойствием она так и не сумела, хотя и прожила в Женеве много лет.

Когда-то, в юности у нее была другая, наверно, просто счастливая жизнь – любящие родители, гулкая мадридская квартира в старинном доме у парка Ретиро. По вечерам мать Пилар отворяла решетчатые балконные двери, впуская в дом прохладу, присаживалась у туалетного столика, чтобы заколоть волосы и припудриться – выходила встречать возвращавшегося со службы отца и они гуляли по уходящим вдаль тенистым аллеям. Незаметно летели бурлящие, веселые, полные надежд и открытий студенческие годы…

* * *

Все переменилось в одночасье: от инфаркта умер отец (мать пережила его всего на несколько месяцев), а так романтично ухаживавший за Пилар жених бросил ее, спешно женившись на сокурснице, менее привлекательной, но более перспективной, чем осиротевшая дочь когда-то весьма влиятельного чиновника.

Внезапная смерть родителей и предательство любимого человека надломили Пилар. Она замкнулась в себе, долго болела и, выйдя из клиники, решила навсегда уехать из Мадрида, который так любила и всегда хранила в памяти. Она продала квартиру первому же покупателю и перебралась в Женеву. Не доверяя больше мужчинам, она вычеркнула их из своей жизни, полностью погрузившись в работу. Здесь ей повезло: она получила контракт во Всемирной организации электросвязи. Кто знает, может быть именно местная бесстрастность и размеренный, не дающий сбоев рабочий ритм помогли молодой женщине начать новую жизнь не только после Мадрида, но и после той трагической судьбоносной командировки в далекий Завир, откуда она вернулась уже не одна.

* * *

…Почувствовав, что замерзла, Ольга накинула серый оренбургский платок и подошла к окну, чтобы поплотнее задвинуть тяжелую белую штору – стрелка часов преодолела цифру одиннадцать, и отопление в доме уже выключили. Погруженная в сон Женева растянулась мерцающей гирляндой вдоль неподвижного темного озера. В глубине угадывались очертания гор, которые словно пытались отгородить полумиллионный город от превратностей современной жизни. Его покой нарушали лишь неугомонные байкеры, и редкие, но пронзительные сирены служебных машин – полиции или скорой помощи.

Ольга с детства любила долгие вечера, да и спать ей пока не хотелось. Подобрав под себя ноги, она устроилась на диване в своей любимой «турецкой» позе, аккуратно погладила уютно свернувшегося калачиком кота. Заложила за ухо упавшие на лоб густые русые волосы, взяла в руки фотографию, слегка прижалась к ней губами и повторила свой вопрос. «Так, мама? Ты всегда рядом со мной. Разве я одинока? Есть друзья, с Джеймсом мы ладим, а родные…».

Эта мысль ударила по хрупкой ночной тишине, разбила ее на мелкие разлетевшиеся осколки. Ольга закрыла лицо руками. Она не могла разобраться в своих чувствах. Ей хотелось спрятаться, отгородиться от тревожных мыслей. Какие они, ее далекие родственники? Почему они не искали ее все эти годы? Как встретят ее, почувствует ли она сердцем родство с ними, будет ли их общение искренним? Смогут ли они полюбить друг друга?

Родственников отца и матери она не помнила. Лишь иногда, как во сне, возникали неясные силуэты, знакомым казался чей-то голос и будоражили память внезапно налетевшие запахи – то ли паленой травы, то ли терпкого ржаного хлеба, то ли нежного ландыша…

Ольге не было и трех лет, когда Пилар ее удочерила. Когда девочка подросла, мать рассказала ей, что ее настоящие родители погибли при землетрясении и что ангел-хранитель девочки выбрал Пилар, чтобы она стала второй и единственной мамой для маленькой русской.

Любовь приемной матери так защищала девочку, так грела, так успокаивала, что она никогда не чувствовала себя сиротой. Интуитивно чувствуя, что вопросы о родителях причиняют матери боль, Ольга старательно избегала таких разговоров и со временем привыкла не ворошить прошлое, запрятав его в глубокий тайник. Зная, какую боль могут причинять воспоминания, Пилар приучала дочь жить настоящим и встречать лицом к лицу каждый новый день.

Но разве можно забыть эти слова, этот едва слышный, но твердый голос, прозвучавший в упругой синтетической белизне больничной палаты? Врач напрасно пытался успокоить теряющую последние силы Пилар. Исхудавшая, без кровинки в лице, она с трудом разомкнула ссохшиеся бесцветные губы, пытаясь приподняться навстречу склонившейся дочери. – Не забывай, что ты не одна, – шептала умирающая, – что ты не сирота, доченька… у тебя… у тебя есть родные… в России…

* * *

–Эй там, – пошарив рукой у кровати, Лиза метнула бархатной тапкой в закрытую дверь – ну-ка вырубите эти песнопения! Нашли время Чечилию Бартоли слушать!

– Так Сергей Николаич велели включить. Сказали: в полдень включите, я так и сделала. Вам кофе в постель подать или накрывать в зале? —Из приоткрывшейся двери с опаской выглянула коренастая Света.

«В з-а-але… Никак не научатся говорить нормально, понаехи тупые». Хотела приструнить, прикрикнуть «вам кто деньги платит, я или Сергей Николаич?, но поостереглась. Могут ведь и Сергею передать, не дай Бог! Ведь он может вспылить, обидеться или еще хуже – отчалить. А вот этого не хотелось бы…»

Розовая и припухшая Лиза стиснув подушку, сбросила на пол меховое покрывало. «Давно такого роскошного мужика у нее не было. Силы сколько, да и о ней не забывал, синхронизировался, вот что удивительно. И чертовски приятно! Не то что этот суслик Макс, который всю дорогу только своим «дружком» и любуется. Было б чем любоваться…»

«Да, а как Сергей у нее-то очутился? Ведь обычно они у него на Поварской зависали. Не лофт, конечно, но евродвушка сносная – салон, спальня (для двоих маловата, но она же не собирается там жить!) И душевая кабинка вполне себе, с гидромассажем…». Воспоминание о массаже заставило Лизу с наслаждением потянуться. «А-а-ах, какая это была ночь! Каждая клеточка откликнулась… Ну уж нет, Сергей Николаича мы никуда не отпустим!»