Кошки-мышки - Наталья Нестерова Страница 2

— Ты бросила бы его, бабушка!

— Раненого? — удивилась она. — И потом, в смысле, когда я его доставила… нет, еще через некоторое время… оказалось, что в штабе фронта он — голова, на троих помноженная.

— Как это?

— Головастый очень. Стратег… Или тактик? — с сомнением спросила сама себя бабушка. — В общем, операции мой бегемотик разрабатывал такие, что солдат берегли, а фрицам пороху давали. Не то что те, кто бойцов за дрова держал, а не за людей. Он-то мне, — с гордостью похвалилась бабушка, — потом два ящика американских продуктов прислал и к ордену представил.

Не знаю! Не представляю, как бабушка волокла своего полковника по кочкам и оврагам. Ордена мне не надо! Но, елки-моталки, как тяжелы мужчины! Я его по ровной дорожке протащила метров сто. Сначала за подмышки подхватив, потом за ворот куртки уцепившись… Согнулась в три погибели, сумка через плечо (как у настоящей санитарки), тяну изо всех сил, а двигаюсь с черепашьей скоростью. Так он у меня помрет, до медсанбата, тьфу ты, до больницы не добравшись.

Передышка. Распахнула его куртку, ухо к груди приложила. Сердце, кажется, бьется. Не понять, потому что мое собственное сердце подкатило к горлу и рвется наружу, барабанит в ушах.

В эту минуту мне отчаянно хотелось оказаться дома, в тепле и сухости. Сбросить с себя мокрую одежду, понежиться в теплой благоухающей ванне. Выбраться из нее, когда подруга Майка, потеряв терпение, заявит ультимативно:

— Кисни сколько хочешь, но четвертый раз блинчики я тебе разогревать не стану!

Мы с Майкой снимаем однокомнатную квартиру. Правильнее сказать: снимает Майкин папа, оплачивает. Мы из одного города, но прежде друг друга не знали. Майка училась в школе с английским уклоном, а я — в соседней с домом. Обе поступили в столичные вузы. Непостижимым образом Майкин папа меня вычислил, определенно навел справки о моем моральном облике, удовлетворился и предложил поселиться в однокомнатной квартире вместе с его драгоценной доченькой. Вначале я приняла это в штыки. Мама сказала: «Не торопись, осмотрись, за общежитие ведь тоже надо платить, а с деньгами у нас… сама знаешь». Майка оказалась потрясающей девчонкой. Родители ее баловали, баловали и почему-то не избаловали окончательно. Наверное, здоровую натуру нелегко испортить. Майка — пышечка, очень любит вкусно поесть. Страдает из-за своей фигуры, не попадающей под современные стандарты. Я говорю: «Ты вылитая Мерилин Монро» — и при этом не сильно кривлю душой. Но о Майке речь впереди. Пока же только замечу, что откармливать меня Майка считает своим святым долгом. Да и готовить ей нравится.

Ау, Майка! Где ты? В трехстах метрах и в недостижимой благодати. А я тут, с живым трупом, чтоб он сдох. Нет, нет! Пусть живет. Еще немного протянуть.

Точно полтонны весит… Тяжесть дикая. У мужчин, наверное, кости из свинца… мышцы из стали… вода в их теле заменена на ртуть… Кто сказал, что человек состоит на восемьдесят процентов из воды? Он не исследовал мужчин. Вдалеке, размыто за струями дождя, показалась фигура. Я вскочила и замахала руками:

— Мужчина! Женщина! Кто вы там? На помощь! Сюда! Ко мне! Спасайте!

Фигура, двигаясь неровно, покачиваясь, приблизилась. Оказалось — нетрезвый мужик. Конечно! Кто сейчас на улице остался? Алкоголики, больные алкоголики и я, несчастная.

— Пожалуйста, помогите! — взмолилась я. — Надо его донести до дома.

— Перебрал твой мужик?

Вдаваться в подробности: это-де не мой муж, а человек, нуждающийся в срочной медицинской помощи — мне представилось лишним. Начнутся расспросы, потеряем время, которое для больного на вес золота. Попросить мужика вызвать «скорую»? Уйдет и поминай как звали. Поэтому я кивнула: мол, да, муж надрался — и повторила просьбу.

— Лады, — согласился алкоголик номер два, — мужскую солидарность еще не отменили. А — так, все отменили: революционные праздники, совесть, бесплатную медицину. Водки, свободы и порнографии — завались, а радости нет.

— Может, понесем? — прервала я.

— Берем. Ты — за ноги, я — за плечи. Раз-два, подняли. Поехали.

Сердечника мы оторвали от земли сантиметров на пять. То есть практически волочили по лужам. Кроме того, моего нетрезвого помощника шатало из стороны в сторону. Он ковылял спиной по ходу, с «право-лево» у него было плохо. На мои «вправо» он дергался влево и наоборот. Несколько раз врезался в припаркованные автомобили и в стволы деревьев, падал и чертыхался. Мягко сказано — «чертыхался», вы понимаете. В итоге предложила развернуться: я тащу за ноги «мужа», двигаясь спиной вперед, а добрый алкоголик идет лицом.

Дело пошло быстрей. Промокла я насквозь. Верхнюю одежду промочил дождь, нижнюю — пот. У дверей подъезда, как только я их открыла, набрав код замка, и, подхватив ноги сердечника, собралась втиснуться в проем, добрый алкаш завопил:

— Нельзя ногами вперед! Так только покойников…

— Как? Уже?

— Разворачиваем. Я с головой твоего мужика вперед пойду. Заходи слева, в смысле — справа, крутись.

Наши круговращения напоминали суету бестолковых грузчиков, которые пытаются доставить негабаритный груз. Но «груз»-то был живой! Мы несколько минут менялись местами, при этом то вместе двигались влево, то одновременно вправо. Елозили телом несчастного по площадке у двери. Мои силы, физические и психические были на исходе. Дверь подъезда захлопывалась, я снова ее открывала. Казалось, этому кошмару не будет конца.

На счастье, из подъезда выходил мужчина с собакой.

— Друг, подсоби! — попросил его добрый алкоголик. — Видишь, мужик — вусмерть, а баба его бестолковая.

Возмущаться не приходилось. Я не баба, не бестолковая, мужик не мой. Но скорей бы все это кончилось. Просительно посмотрела на соседа:

— Очень вас прошу!

— Вы снимаете квартиру на втором этаже? — спросил он.

Трезвый. В мире еще встречаются трезвые мужчины.

— Да, — кивнула я — Пожалуйста! Тут обстоятельства, долго рассказывать, а время не терпит. Пожалуйста! Помогите внести больного человека в квартиру.

— Таким больным надо меньше пить.

— Вы даже не представляете, насколько правы!

— Подержите собаку, возьмите поводок, не дергайте. Айк, свои! Прогулка несколько откладывается, но, безусловно, состоится. Тебе придется повременить с отравлением естественных потребностей.

Он разговаривал с псом, словно тот имеет человеческое среднее образование. Я вела собаку и думала о том, как правильно говорить про естественные потребности: их отправляют или оправляют? Нужду естественную точно — справляют.

Со мной случается: в неподходящий момент начинаю размышлять о вдруг возникшем ребусе. И теперь, мокрая и взволнованная, с больным сердечником в придачу, правила русской стилистики мысленно вспоминаю, хотя никогда не была в них сильна.

Айку, беспородной, но очень симпатичной собаке, отчаянно хотелось на улицу. Однако он смиренно подчинился. Только вздохнул совсем по-человечьи, коротко заскулил. На мои причитания: «хорошая собачка, умная, добрая» — не обращал внимания. Собаки со средним и неполным высшим образованием к лести глухи.