Злейший друг - Ирина Лобановская Страница 2

— А почему чудотворная? — спросил гость. — Неужели действительно совершала чудеса?

Он странно озирался по сторонам, словно что-то искал. И постоянно натыкался мечущимся взглядом на безмятежное мерцание лампадки.

— Действительно. Особенно замечательно избавление Смоленска от татар. — Батюшка пристально наблюдал за приезжим. Что за человек? Какую муку таит в душе? А там немало спрятано… — В середине тринадцатого века, во время нашествия на русскую землю полчищ Батыя, один из его отрядов шел к Смоленску. Жители города обратились с отчаянной молитвой к Богородице, и Она их услышала, даровала спасение. С тех пор Смоленская икона Богоматери — защитница и покровительница России с запада. В четырнадцатом веке город перешел во владение литовских князей, а дочь литовского князя Витовта София была выдана замуж за великого князя Московского Василия Димитриевича. Она привезла в Москву Смоленскую икону, которую поместили в Благовещенском соборе Кремля. Но в середине пятнадцатого века в Москву с воеводой и знатными жителями прибыл епископ Смоленский Мисаил и просил великого князя Василия Темного отпустить святую икону Богоматери назад в Смоленск. Василий Васильевич исполнил эту просьбу. После торжественной службы в Благовещенском соборе икону Смоленской Богоматери провожали с крестным ходом до монастыря Саввы Освященного, что на Девичьем поле, и отпустили в Смоленск. С чудотворного образа сделали список и поставили там, где стояла икона.

— Список? — быстро переспросил гость. — И где же он? Его у вас и украли?

Лампадка мирно мерцала в углу.

— Нет, милый, — улыбнулся батюшка. — У нас был другой список, их ведь немало. В начале шестнадцатого века великий князь Василий Иоаннович, в память возвращения Смоленска в состав русских городов, основал Новодевичий монастырь недалеко от того места, где было последнее молебствие перед Смоленской иконой Богородицы. В этот монастырь перенесли и список иконы из Благовещенского собора Кремля, а главный храм Новодевичьего монастыря освятили в честь Смоленской иконы. Когда на Русь двинулся Наполеон, епископ Смоленский Ириней отправил древний греческий образ Смоленской Одигитрии в Москву, где чудотворную икону поместили в Успенском соборе Кремля. А в день Бородинской битвы двадцать шестого августа, когда праздновалось Сретение иконы Владимирской Богоматери, был совершен крестный ход с иконами Владимирской, Смоленской и Иверской Богоматери вокруг Белого города, Китай-города и кремлевских стен. Перед входом французов в Москву икону Смоленской Богоматери отправили в Ярославль. Там она оставалась до окончания войны, а затем была торжественно перенесена в Смоленск и вновь установлена в кафедральном соборе, где хранилась до Великой Отечественной, до сорок первого года. Но дальнейшая судьба древнего образа неизвестна.

Гость вздрогнул:

— Значит, ее украли в Великую Отечественную? Батюшка покачал головой:

— Это всего лишь предположение, милый. Что мы можем знать?

— А я недавно должен был умереть, — внезапно сказал незнакомец. — По воле режиссера…

Батюшка помолчал. Что за глаза у его гостя…

— Воля только одна. И существует не смерть, а торжество жизни. Есть такая русская пословица: «Готовишься помирать, сей рожь».

Гость дернулся:

— Ну, положим… И режиссер всего лишь один… А как же наши театры, кино, телевидение?

Батюшка посмотрел в окно. Круглая луна лепилась на краю почти черного неба, готовая сорваться в небытие.

— Что это за профессии, милый… Вы думайте, думайте. Книжки читайте. Их нынче издают много. При храмах продают. Вот в советское время был единственный способ выпустить книги о Христе и библейских сюжетах — под грифом «Библиотека атеистической литературы». Парадокс, но к этой уловке прибегали люди, старающиеся все-таки что-то сделать.

— Вот и она тоже все твердит: «Что это за профессия такая — актер? Играть чужие жизни? Когда нужно хотя бы прожить свою…» — невнятно пробормотал москвич.

— Это ваша жена? Приезжий ссутулился.

— Нет… Это любовь… Что такое любовь, отец Димитрий? Только не говорите, что это Господь. Все уже об этом наслышаны…

Батюшка вздохнул.

— Если бы все были об этом наслышаны, мир давно стал бы другим. Пейте чай, остынет.

— Любовь — это грех? — быстро спросил гость. Вновь глянул нехорошими глазами.

— Нет, Бог — это и есть любовь. Вы сам сказали. Но смотря какая. Если блуд, то, конечно, грех. А если христианский брак, то, значит, благословленный Господом союз. Любовь — первое слово Создателя, первая осиявшая его мысль. Любовь может погубить человека, возродить его к жизни и снова выжечь на нем свое клеймо. Сегодня она благосклонна ко мне, завтра — к вам, а послезавтра — уже к другому, потому что она быстротечна. Но может наложить на человека неизгладимую печать и пылать, не затухая, до самой его смерти. И где кончается любовь, там начинается расчетливость. Отвергающий любовь не просто отвергает Бога, но и громко призывает дьявола. Но вы неверно понимаете смысл любви.

Приезжий ухмыльнулся:

— Это какой же?

— Преподобный авва Дорофей, древний подвижник, говорил: «Не ищи любви от ближнего. Ищущий любви, если не увидит ее, смущается. Лучше ты покажи любовь к ближнему. Поступив так, и сам успокоишься, и приведешь ближнего к любви».

Гость смотрел куда-то в сторону.

— А вот Тиль Уленшпигель говаривал, что отдаст за любовь тысячу жизней. В современных компьютерных играх такое возможно запросто. Там у персонажа «запас» жизней, который можно пополнять, как бонусы, или терять при неудачах. И тогда объявляется: «Вы ранены на десять жизней» или «Вы потеряли пятнадцать жизней»… Но если ты «запасся» прилично, то у тебя остается еще много жизней, с которыми можно шагать дальше. Настоящий маразм. А… — Гость опять запнулся. — Вы еще не старый человек… Вы могли бы влюбиться? Если честно.

— Да нет, ну что вы! Я об этом давно не помышляю. И потом, сколько там надуманного — во всех этих влюбленностях. Последствия литературно-визуальных ощущений, жестко привязанных к книгам и кино. В жизни все гораздо серьезнее и проще. Надо молиться, чтобы Господь дал жену или мужа. И друга тоже.

— Ну, положим… — пробурчал гость. — А как я узнаю, что это дал именно Он? Так легко ошибиться.

Батюшка с удовольствием пил чай.

— Легко. Поскольку мы не умеем и давно отвыкли прислушиваться не только к окружающим, но и к самим себе. И не слышим, конечно, что нам говорит Господь. Этому надо учиться.

— Да как?

— Жить в тишине, без суеты, без страстей — вот тогда и можно что-то расслышать. Иначе мирская жизнь заглушит самое главное. Страсть — это то, что вторгается в нашу жизнь, а не то, что мы делаем. Влюбленный не замечает, как становится управляемым чем-то или кем-то, не руководит самим собой. Появляются несвобода и неосознанность. Еще святитель Феофан назвал влюбленность болезнью. Так и осталось. Преподобный Антоний Великий говорил, что Бог благ, и бесстрастен, и неизменен. Он не радуется и не гневается, ибо радость и гнев — страсти. Святитель Иоанн Златоуст объяснял, что когда мы слышим слова «ярость» и «гнев» по отношению к Богу, то здесь нет ничего человеческого. А говорится так для того, чтобы приблизить предмет к нашему пониманию. Нелепо думать, что Богу хорошо или худо из-за дел человеческих. Господь творит только благое и никому не вредит, пребывая всегда одинаковым.