Модельер - Элизабет Обербек Страница 2

Главным талантом Клода, который сделал его знаменитым далеко за пределами маленького городка Сенлис, было умение подобрать идеальный цвет платья или костюма, который подчеркивал все достоинства заказчицы и скрывал недостатки. Казалось, что он одержим классификацией и названиями цветов. Неправильные определения доводили его до бешенства. Он мог кричать через всю мастерскую Педанту: «Не существует розового цвета! Нет! Есть цвет заката, отражающегося на желтоватом мраморе фонтана Треви».

Луч солнца осветил клиентку, а затем и ее черное пальто, на воротнике которого он заметил белую пыль. Он хотел стереть эту пыль, но боялся, что она заметит. Мадемуазель де Верле бросала быстрые взгляды.

— Здесь очень яркий свет, — отметил он. — Закрыть шторы?

— Нет, не надо! Никогда не бывает слишком ярко. Я могу просидеть на солнце целый день.

— Мадемуазель, наверное, удивится, узнав, что наш портной — единственный человек, который владеет древним искусством использования сантиметра, — крикнул Антуан из кухни, где он снова наливал себе кофе. — В Париже большинство модельеров предпочитают компьютеры, чтобы за несколько минут снять мерки. Но наш милый Клод говорит, что ему нужно прикоснуться именно сантиметром.

Клод, конечно же, слышал ассистента, но не собирался ему отвечать. Он чувствовал, что его клиентке становится жарко под лучами солнца и уже влажными стали кончики ее пальцев.

— Я думаю, что уже выполнил свою работу. — Он заметил ее улыбку в зеркале. Смотав сантиметр, он сказал: — Я вижу вас в белой тунике без рукавов, подол которой не касается пола. Это подчеркнет ваш рост. И белая шелковая ткань, может быть, жатая, которая словно обнимает спину, образуя свободные складки. Никакого кремового! Только чистейший белый, самый белый. Никакой фаты, только шиньон с тонкой лентой прозрачной вуали, закрепленной жемчужной заколкой, длиной до пола. — Он посмотрел на яблоню, словно ища у нее подтверждения своим словам, и сказал мадемуазель де Верле: — Это должен быть прямой вырез, по плечам, никаких изгибов.

— Вуаль! Клод, ты должен позволить мне сделать вуаль. Я разбираюсь в вуалях, — настаивал Антуан, который почему-то подозрительно близко стоял к клиентке.

— Вуаль должна быть прозрачной, как я говорил уже раньше, но никаких шуршащих тканей. Нужен шелк!

Спокойное выражение лица мадемуазель де Верле вдруг изменилось — она покраснела. Может быть, потому, что Антуан стоял совсем рядом? Возможно, она была возмущена шелковой вуалью. Клод почувствовал, как краснеет. Ему нестерпимо захотелось рассмотреть цвет ее глаз. Голубые, васильковые? Нет, это голубизна морского побережья в Британии, когда облака закрывают солнце, но все еще светло. Нет, не цвет черники, а летняя темная синева в белом фарфоровом кувшине.

Может быть, его волновало спокойствие мадемуазель? Нет, она не была застенчивой: какой-то секрет, какое-то очень приятное, воспоминание о чем-то скрывалось за ее улыбкой. Он стал изучать ее лицо, пока она смотрела в окно: ресницы обрамляли красивые глаза; прямые темно-каштановые волосы слегка закрывали бледное лицо; прямой подбородок выглядел как точка в восклицательном знаке. Но самое главное — это ее глаза, они просили заговорить с ней. Усилием воли Клод заставил себя вернуться к работе.

— Антуан, пожалуйста, позаботься о нашей клиентке, пока я буду делать предварительный набросок. Всего лишь несколько минут, мадемуазель.

— Дорогой мой, — воскликнул Антуан. — Клод, понимаешь, компьютер мог бы сделать все эти предварительные наброски. — Он предложил мадемуазель де Верле кресло и устроился рядом с ней на стуле. — Наш Клод… — он вздохнул. — Однажды он проснется и поймет, что мы живем уже в другом веке! Я не думаю, что хочу дождаться, пока прозвучит тревожный звоночек.

Клод сидел за столом на кухне, с карандашом и бумагой, прислушиваясь к болтовне Антуана.

— Откуда у вас такой румянец, мадемуазель? Вы можете осветить темное морское дно своим жемчужным сиянием. Нет, жемчуг этого не сделает. Только луна… — Антуан пододвинулся к ней поближе, его голос перешел на шепот: — Какая у вас талия! Я редко видел такую талию, такой изгиб…

Антуан был мастером флирта. Он пользовался этим даром при любой возможности. Клод никогда не придавал значения его болтовне, ведь это не оскорбляло его клиенток. Скорее наоборот, некоторые верили ему, хихикали, уверяя, что затратили на поездку сорок минут только для того, чтобы услышать сладкие речи его ассистента.

Но в это утро, когда луч солнца коснулся мочки уха мадемуазель де Верле, Клод почувствовал, что он очень хочет лично позаботиться о ней. Она не реагировала, не улыбалась, но и не отвергала Антуана. Ее лицо было спокойно и сосредоточенно. Казалось, что лишь уголки губ слегка двигаются.

— Месье Будин, успокойтесь! Хватит, пожалуйста. — Клод бросил взгляд на Антуана, а затем предложил мадемуазель де Верле чашку кофе и круассан из запасов своей сестры.

— Нет, спасибо, я лучше посмотрю на эскиз. — Она стояла совсем близко к Клоду.

— Мадемуазель, это только грубый набросок, — сказал он по-деловому пытаясь скрыть волнение. — В пятницу я отправлю вам по факсу окончательный вариант на утверждение.

— Благодарю вас, — сказала она, направляясь к двери.

Антуан загородил ей дорогу. Он держал ее пальто, чтобы помочь одеться.

— Мадемуазель, позвольте проводить вас до автомобиля.

— Нет, спасибо, — сказала она, надевая пальто. — Я сама найду дорогу.

Тут она, словно вспомнив что-то, повернулась и прошла обратно в комнату мимо Антуана и протянула свою изящную руку Клоду.

— До свидания, месье. Очень рада была с вами встретиться. — Улыбнувшись, она накинула на плечи шаль и вышла, а Клод представил ее в церкви в элегантном платье со шлейфом из белого прозрачного шелка.

В полдень небо было серым и низким, и Клоду казалось, что он может накинуть его на себя. Работа над эскизом подвенечного платья Валентины де Верле только усиливала его меланхолию. Приступы уныния часто посещали его. Иногда упадок длился час, иногда два дня, реже — несколько месяцев. Как правило, он справлялся с этим, полностью уходя в работу. Но сегодня, создавая очередной шедевр, его мысли вернулись к собственной свадьбе: это была ошибка.

Его женитьба на Розмари плохо началась и плохо закончилась, не говоря уже о совместной жизни. Началось с того, что по пути в церковь он попал в аварию. Находясь за рулем, вместо того чтобы включить первую скорость, он дал задний ход и врезался в автомобиль, идущий сзади. Как обычно, все сопровождалось приездом полиции, дискуссией о помятом крыле. В итоге он опоздал на церемонию венчания на целый час. Когда он увидел Розмари между белыми мраморными колонами внутри собора Нотр-Дам де Сенлис, то заметил лишь ее красные надутые губы и пылающие гневом карие глаза.

— Как ты мог?

Эти слова звучали уже с первых дней после свадьбы. Он мечтал об уютной счастливой домашней жизни. Она же видела в нем талант и возможность вырваться из тисков маленького городка. Хватило всего лишь нескольких месяцев, чтобы понять — разочарование обоюдно. На первую годовщину свадьбы он отказался от предложения работать в Париже, хотя Розмари и умоляла дать согласие.