Путешествие втроем - Пэнси Вейн Страница 2

– Глосси, Глосси, – позвала она ласково.

Глостер осторожно выглянул из-под стола, увидел, что у хозяйки вполне осмысленный вид, резво подбежал и вскочил к ней на колени. Энн судорожно прижала к себе маленькое тельце. Родное тепло проникло в грудь, сердце ее забилось ровнее, обруч, сжимавший голову, ослабел. Глостер тоже горюет, миссис Хьюстон говорила, что в день папиной смерти он бегал по квартире, не находя себе места, затем сел у двери и завыл.

Что бы делала Энн без миссис Хьюстон! Эта добрая женщина с первого этажа, которая обычно приходила к ним убирать квартиру, взяла Глостера к себе, когда папу увезли в больницу с острым сердечным приступом, и все три дня, пока врачи боролись за его жизнь, заботилась о песике. Все эти три дня Энн не покидала больницы. К отцу ее не пускали, но доктор не смог уговорить ее уйти домой. Ночью она дремала, сидя на диванчике в коридоре, во вторую ночь ей разрешили прилечь в ординаторской. На третий день она вошла в реанимационный блок, села к постели, взяла неподвижную руку отца, сжала и молча смотрела на него, концентрируясь изо всех сил, посылая ему всю свою любовь. Никто уже не попросил ее выйти, а через два часа отец умер, не приходя в сознание.

Джон тогда уже приехал в Лондон, Энн позвонила ему накануне.

Энн, оборвав воспоминания, встала и, держа Глостера на руках, прошла в кухню. Не думать о самом дорогом человеке, умиравшем в белой больничной палате! Она будет думать о папе так, словно он жив. Какие слова сказал бы он ей сейчас?

«Выше нос, малышка Энни. Вспомни, как я читал тебе в детстве твоего любимого «Питера Пэна». Смерть – это самое захватывающее приключение…».

В каждой религии считается, что душа человека не сразу покидает места своего обитания на земле, она еще несколько дней пребывает рядом с любимыми людьми. Значит, папа сейчас здесь, и как ему должно быть грустно видеть любимую девочку в таком состоянии.

Энн опустила песика на пол и увидела, что в его миске нет воды. Думая только о себе, она забыла о собаке!

– Прости, мой хороший, это свинство с моей стороны. Сейчас я налью тебе свежей водички.

Налив полную миску, Энн поставила чайник на плиту и прошла в ванную. Из большого зеркала на нее смотрело красное распухшее лицо с узенькими щелками вместо глаз. От слез ее нежная белая кожа всегда безобразно распухала.

Энн принялась плескать холодной водой в лицо, потом намочила полотенце и приложила к векам. Скоро пора идти гулять с Глостером, и надо купить что-нибудь на ужин, в доме совсем нет еды. Она вернулась в кухню, открыла дверцу холодильника и, к своему изумлению, увидела там йогурт, масло, яйца, сыр и кастрюльку, в которой оказалась запеченная в белом соусе курица. Снова миссис Хьюстон! У Энн навернулись слезы на глаза. Хоть кто-то позаботился о ней!

Миссис Хьюстон не взяла деньги, которые Энн предлагала ей за заботу о Глостере, но за эти продукты следует рассчитаться непременно – муж миссис Хьюстон был совсем небогат, он работал водопроводчиком, чинил вечно протекавшие в доме трубы. Занимал он с женой маленькую квартирку на первом этаже. Следует спуститься и поблагодарить этих добрых людей.

На сердце у Энн, которое после разговора с Джоном сжалось в маленький холодный комочек, стало теплее. Она заварила крепкий чай и с удовольствием выпила чашку, затем прошла в спальню, причесала свои прямые темные волосы. На ней была одежда, надетая утром, – черный свитер с высоким воротом и песочно-серые вельветовые брюки. Решив не переодеваться, Энн быстро надела вишневую куртку с капюшоном, висевшую в прихожей, нацепила на Глостера поводок и бегло взглянула в зеркало. Лицо уже не такое красное, хотя веки оставались слегка припухшими.

Она вышла с собакой на площадку, спустилась вниз и позвонила. Открыла ей тучная женщина лет шестидесяти в клетчатом фартуке.

– Собрались гулять с Глосси, мисс Салливан? Правильно, прогулка пойдет вам на пользу. Милый песик, как он радовался, когда вы вернулись из больницы… – Но она тут же испуганно взглянула на застывшее лицо девушки. – Простите, моя милая, болтаю сама не знаю что…

– Ничего страшного, миссис Хьюстон. Я не знаю, как вас и благодарить за Глостера и за продукты, которые вы оставили в холодильнике. Вот деньги, огромное вам спасибо.

Женщина, покраснев, смущенно приняла протянутые ей бумажки.

– Что вы, мисс Салливан. Это чтобы вам не бегать лишний раз в магазин. – Взглянув на Энн пытливо, миссис Хьюстон заговорила торопливо и убежденно: – Держитесь, милая. Все мы теряем родителей. Конечно, профессор был еще не так стар, но инфаркт и молодых сражает. Я вот уже больше десяти лет как потеряла отца, а затем мать, но и дня не проходит, чтобы не вспомнила о них.

Да, она, разумеется, права. Уходят родители, а сколько умирает молодых людей, в самом начале жизни! Но до сердца Энн эти слова не дошли. Неважно, кого именно ты теряешь – мужа, жену, ребенка, отца. Главное, что без самого близкого и дорогого человека непоправимо пустеет мир, а внутри образуется глубокая пропасть, из которой веет ледяным холодом.

Она сжала зубы и, торопливо кивнув, почти выбежала из подъезда, увлекая за собой Глостера. Стоило только перейти улицу, как они оказались в Кенсингтонском парке. Глостер уверенно натянул поводок. Энн машинально шла по дорожке, не замечая ничего вокруг. Навстречу попадались редкие прохожие – мало было желающих мокнуть под мелким моросящим дождем. Деревья неожиданно выступали из тумана, словно выскакивая ей навстречу. В воздухе остро пахло прелой листвой.

Энн смотрела на быстро мелькающие лапки терьера. На протяжении семи лет они ходили с отцом выгуливать Глостера вот по этому самому маршруту, когда отец принял должность сотрудника Британского музея и они окончательно перебрались в Лондон из Лорел-Лоджа. Как Энн любила эти вечерние прогулки… Они разговаривали обо всем на свете или просто шли молча, и она держала папу под руку, чувствовала себя защищенной и любимой, и знала, что вечером они будут сидеть в его кабинете, пить чай, читать вслух или слушать музыку.

Иногда они смотрели по телевизору старые фильмы времен папиной молодости, которые Энн тоже очень любила. Она любила все, что любил ее отец.

Она передернула плечами и замедлила шаги. Тяжесть, давившая на сердце, делалась все ощутимее. Поравнявшись со скамьей, она присела на нее и отстегнула поводок, чтобы Глостер побегал на воле. Все! Ее отца больше нет. Надо смириться. Он умер слишком внезапно. Она не была готова к такой потере. Но, наверное, отец предпочел бы подобный конец долгим месяцам тяжелой болезни. И она опять жалеет себя.

Вот, снова подступают слезы! Энн запрокинула голову и взглянула в низкое серое небо – впрочем, уже почти совсем стемнело, и неба Энн не увидела, а только свинцовую мглу. Сбоку аллею освещали расплывающиеся круги света от фонарей. Не думать, не вспоминать! Отец сказал ей как-то: «Я очень люблю тебя, Энн, и никогда тебя не оставлю». Вот в это она и будет теперь верить. Значит, папа где-то близко. Он никогда не пообещал бы ей такого, чего не смог бы выполнить. Эти слова звучали у нее в ушах на кладбище, звучат и сейчас. Конечно, он не оставит ее. Он сидит рядом с ней на этой белой садовой скамье. Может быть, его даже видит Глостер – ведь собакам ведом мир, сокрытый от людей. Вон он как весело бегает по лужайке. Когда шесть дней назад Энн вернулась из больницы и они вошли вместе в пустую квартиру, терьер уже не заскулил и не завыл, а пробежал в папин кабинет и прыгнул на диван, где всегда сидел папа, и лежал там до самой ночи. Вид у него при этом был загадочный и не особенно грустный.