Долго без тебя - Александра Ревенок Страница 2

Глупцы те, кто говорит, что программисты — это не художники! Что они сухие логики! Разве можно такое предполагать?! Нет! Ни в коем случае! Да, царицей их вселенной является математика, но разве она не покровительница творчества?! Из математических знаков и переменных складывается программа, кажущаяся простому обывателю бессмысленным набором букв и символов, многие даже не различат в них функций и действий. Но стоит ее запустить, и она заиграет, как симфонический оркестр: слаженно и гармонично…

Но это все потом, когда довольный пользователь получает возможность быстро и с максимальным удобством работать, используя результат труда грамотных и талантливых «художников»-программистов. Однако ни один из благодарных пользователей, как правило, даже не догадывается, что это такое, составить, например, удобный интерфейс, при использовании которого инструкция скорее является приятным дополнением, нежели необходимой действительностью. Сколько текущего бурным горным потоком времени нужно? Сколько упорного труда и кропотливых исследований? Сколько для этого нужно людей, талантливых «сухарей»-математиков? И только завершив этот особый цикл подготовки, слаженная команда вдыхает свои идеи и мысли в поток функций и переменных, которые, обретя стройность нотных записей, заиграют, как Цветочный вальс Чайковского или Турецкий марш Моцарта.

Для этого нужно вдохновение, творческий порыв, выброс восторга! И именно поэтому талантливых логиков никак нельзя называть сухарями, ведь, чтобы мыслить логично, тоже требуется художественная гениальность. Математики — это художники. Математика — это гармония.

Вчера днем именно такое художественное вдохновение посетило Патрика О’Браена и подвигло его на созидание, отчего тот не мог оставить свой драгоценный компьютер, пока все идеи и мысли, накрывающие высокой штормовой волной, не воплотились в жизнь, не обратились в прекрасную гармонию переменных и функций… Такие же штормовые волны бушевали и за окном, полностью накрывали узкую полоску песчаного берега, с грохотом тяжелых орудий ударялись в подножие скал, громко шипя, пенились и снова бросались на них, стараясь унести за собой хотя бы камень, хотя бы малый осколок, крохотную часть волшебного Зеленого Острова.

И уж не известно, Патрик подпитывал своим заразительным энтузиазмом стихии, кроме того подначивая их бессмертными мелодиями Вивальди, или это великие и могущественные воплотили всю свою силу и энергию во вдохновении молодого одаренного программиста. Когда же работа подошла к концу, а «нотные записи» из функций и переменных выстроились в слаженное творение, шторм стал стремительно угасать. И уже спустя час Мерроу уплыли восвояси, а волны все дальше и дальше откатывали назад, освобождая вымокшую полоску песка и снимая завесу воды с черных ниток морской растительности, что под их гордым напором была вытеснена на берег. Море успокаивалось, и даже плавные покачивания становились с каждым неуловимым мгновением все медленнее, пока их движение стало и вовсе незаметно человеческому глазу. И тогда свинцово-серая гладь с особым блеском отразила в себе яркие и сочные, как спелые лимоны, звезды, которые важно переливались на все еще ночном небе.

Прошедшая ночь была воистину плодотворной…

Молочно-густой туман, взявшийся неизвестно откуда, рассеивался над умиротворенным морем, и небо довольно светлело, выставляя напоказ свою радужную красоту, а яркое солнце капризно, словно замирая в театральной паузе, все еще отказывалось осветить горизонт хотя бы одним единственным золотистым лучом.

В эти особенные минуты все чудесные сказки, которые рассказывала Патрику няня Мэри, все волшебные легенды и захватывающие истории — все они становились реальностью, материализуясь из жирного, как сливки, тумана, из искрящейся, как звездный поток, воды, из золото-красного, как крыло феникса, огня, из древних, как остров Авалон, деревьев и черной, как безлунная ночь, земли.

В такие минуты невозможно отрицать существование мерроу и эльфов, брауни и лепреконов, гримов и банши. Такие минуты волшебны. Такие минуты — счастливые: приятная утомленность сочетается с радостью от выполненной работы, реальность касается сказки… И разве теперь можно утверждать, что математики не художники?

Мужчина расслабленно гулял по берегу, мокрому и грязному после бурного шторма. На влажном песке чернели водоросли, с каждым моментом приобретая более четкие очертания и темно-зеленый цвет. Патрик чувствовал себя прекрасно: глаза слипались от приятной усталости, а рот расплывался в довольной улыбке. На берегу было еще много всего…

И вот, будто учтивый конферансье, утренний туман отступил, пропуская на сцену вселенского масштаба золотистые, как спелая пшеница, лучи, что разбегались по сторонам, словно благоговеющие перед своей королевой пажи — в небо гордо поднималось солнце. Расплывчатый взгляд рассеяно блуждал от моря к небу, от неба к скалам, к берегу, к морю… И снова к берегу…

— Что за?! — Увидев яркое, переливающееся под уже согревающими солнечными лучами, пятно, О’Браен на долю краткого мгновения замер, но тут же сорвался с места и побежал по мокрому берегу к неизвестности, что сияла, как золото лепрекона. Если раньше он улыбался убежденности Мэри в правдивости всех ее рассказов, то теперь ему было не до улыбок… — Хотя, возможно, это просто совпадение, — мужчина облегченно выдохнул: переливающимся золотом оказались ярко-рыжие волосы девушки, что блестели в свете утреннего солнца. Никакой фантастики.

Молодая особа лежала без сознания на засоренном штормом берегу, не подавая ни единого признака жизни, даже намека. Ее кожа была мертвенно бледной, даже серой с каким-то ужасающим синим оттенком. А губы и вовсе чернели, как сажа на выбеленном очаге. Странный мокрый наряд плотным покрывалом окутывала тина, из-за которой тот казался еще темнее, чем был на самом деле. Незнакомка была, словно пятно ночной тьмы в светлом раннем утре.

Можно было, конечно, все свалить на усталость, что туманит разум людей похлеще любого алкоголя. Но девушка была абсолютно реальной! От этого сердце в волнении забилось сильнее, отмечая каждый свой удар громким отзвуком в ушах.

— Вот и не верь потом во все эти рассказы… — Потерянно пробормотал Пат.

Первым порывом было вызвать констебля, даже рука его инстинктивно потянулась к телефону, но замерла на полпути. Вторым было — и более правильным на взгляд мужчины — попытаться спасти девушку. Так что уже спустя секунду, не испытывая и капли сомнений, Патрик поддался второму порыву.

Дальше бессмысленные в данный момент раздумья уступили место эффективным и необходимым действиям: искусственное дыхание и массаж сердца. Через некоторое время незнакомка начала судорожно захлебываться, Пат резко перевернул ее одним стремительным и сильным движением, надавил на живот, и барышню тут же стошнило грязной водой.

Прерывистые хриплые вдохи разносились по пустынному берегу, казалось, вот-вот раздастся испуганный крик, и, возможно, он бы раздался, будь у молодой особы достаточно сил и воздуха в легких, который та хватала с жадностью, будто боясь, что его вот-вот не станет.

Даже через несколько минут интенсивного, рваного дыхания ее темп не изменился, а каждый удар сердца звоном набата отдавался во всем существе Патрика О’Браена: впервые за много лет мужчина испугался, испугался по-настоящему, с каким-то воистину детским ужасом. И ведь, действительно, последний раз он так пугался только в детстве.