Наследник султана - Александра Селлерс Страница 2

— Миссис Бахрами?

Розалинда в упор рассматривала мужчину, появившегося у ее двери. Давно никто не называл ее этим именем. В то же время она была уверена, что никогда прежде не видела этого человека; он не из тех, кого можно легко забыть: у него угольно-черные волосы, темные глаза, резко очерченные брови. Хотя на нем твидовый пиджак и дорогие итальянские туфли, легкий акцент выдает в нем иностранца.

— Это не мое имя, — ровным голосом ответила она. — Почему консьерж не известил меня звонком?

— Возможно, я ошибаюсь, — сказал визитер с видом человека, который не ошибается никогда. — Я ищу госпожу Розалинду Бахрами.

Рози поджала губы. В ней поднялась волна злости, которая настолько обострила ее чувства, что она уловила запах одеколона гостя. Прошедшие годы наложили отпечаток на тонкие черты лица, но не узнать ее невозможно.

— Вы…

— Прошу вас, — прервал ее незнакомец, почувствовав, что женщина готова и дальше отрекаться от своего имени. — Я обязан ее найти. Розалинда Льюис несколько лет назад вышла замуж за моего кузена Джемшида Бахрами. Разве Розалинда Льюис — это не вы?

Кузен. У нее заныло в груди.

Наджиб аль-Махтум смотрел на ее длинные, неправдоподобно густые светлые волосы, на изящный овал лица. Губы женщины, такие мягкие на фотографии, изогнулись в иронической усмешке, а брови поднялись, придав лицу презрительное выражение. Даже в ее глазах, прикрытых длинными ресницами, читалась злая издевка. Кольца на пальце у нее не было.

— Это я, — равнодушно произнесла она. — То, о чем вы говорите, произошло давно, и какое может быть до этого дело кузену Джемшида?

Наджиб ощутил раздражение. Как правило, женщины не разговаривали с ним так пренебрежительно.

— Я должен поговорить с вами. Можно мне войти?

— Ни за что, — медленно, неумолимо проговорила она. — Прощайте.

Он удержал дверь рукой.

— Похоже, вы относитесь к семье вашего покойного мужа…

— …со стойким и глубоким отвращением, — закончила Розалинда. — Уберите, пожалуйста, руку.

— Мисс Льюис, — с жаром сказал он, и его акцент с болезненной остротой напомнил ей о Джемшиде, — позвольте мне поговорить с вами. Это очень важно.

У него глаза цвета шоколада. Полные губы говорят о сумасшедшей чувственности, но он владеет собой. Возможно, будь Джемшид жив, его рот приобрел бы с годами такие же сдержанные очертания. Но ей остаются только воспоминания о его юношеской страсти.

— Как вас зовут?

— Наджиб аль-Махтум, — ответил гость со слегка снисходительным видом, как будто не привык представляться.

— Кто вас послал?

— Мне необходимо обсудить с вами одно неотложное семейное дело.

— Какое дело?

— Дело о наследстве Джемшида. Я являюсь одним из душеприказчиков.

Розалинда поняла, что перед ней человек, который во что бы то ни стало добьется своего.

— Уверяю вас, это в ваших интересах, — продолжал он, хмурясь, словно ее реакция пробудила в нем подозрительность.

— Так-так. — Она смерила его взглядом, не оставлявшим сомнений в том, что она думает о возможности услышать от него что-либо хорошее. — Даю вам полчаса.

Розалинда отодвинула ногой игрушечного зеленого динозавра на колесах и распахнула дверь.

— Всего полчаса для представителя семьи вашего покойного мужа, — произнес он без выражения и вошел.

— Это ровно на тридцать минут больше, чем уделила эта семья мне.

Наджиб взглянул на нее исподлобья.

— Значит, вы пытались выйти на связь?

Розалинда медлила с ответом и молча смотрела на Наджиба, ощущая дрожь в спине. Внезапно она поняла, что должны чувствовать животные перед лицом смертельной опасности.

— Туда.

Она закрыла дверь и указала рукой нужное направление. Наджиб прошел впереди нее в длинную, светлую, элегантную комнату, в дальнем конце которой стояли диваны. Джемшид был немного ниже ростом и более худым. Его кузен мощно сложен, у него широкие плечи и крепкая мускулатура.

Наджиб огляделся. Красивый букет белых цветов в центре черного квадратного чайного столика, инкрустированного ониксом и хрусталем. Орнамент меблировки придает комнате вид ненавязчивой, но дорогой изысканности.

Лишь два предмета напоминают о том, что эта женщина была когда-то женой парвана: прекрасный шелковый молитвенный коврик баджестанской работы, лежащий перед комодом, и узкая пластина из слоновой кости с изображением парванского королевского дворца, оправленная в тонкую рамку и в горделивом одиночестве висящая на стене.

— Садитесь, мистер аль-Махтум, — пригласила Розалинда, не стараясь придать своему голосу учтивую приветливость.

Лишь когда он уселся на указанный ему стул, она заметила, что в руках у него чемоданчик.

Рози была босиком, в мягких синих брюках и длинной голубой рубашке. При виде чемоданчика она вдруг почувствовала себя беззащитной. Она села на диван, бессознательно подогнула под себя ногу и сжала щиколотку. Наджиб заметил на ее руке часы на золотом браслете. Другой рукой она облокотилась на спинку дивана и подперла кулаком щеку.

— Что могло понадобиться от меня вашей семье после того, как прошло столько времени? — спросила Розалинда, слегка нервничая из-за того, что он открыл чемоданчик.

— Прежде всего, — начал Наджиб, — позвольте мне услышать от вас подтверждение некоторых фактов. Итак, вы — Розалинда Оливия Льюис. Пять лет назад вы вышли замуж за Джемшида Бахрами, гражданина Парвана, который был в то время аспирантом в Лондонской школе Азии и Востока. Все так?

— Мы это уже выяснили. Что еще?

— Затем у вас родился ребенок?

Она напряглась, не сводя взгляда с собеседника.

— К сожалению, мы совсем недавно узнали, что мой кузен был женат и что вы были беременны, когда он умер.

— Вот как? — произнесла она с ледяным недоверием.

Наджиб вскинул брови.

— Мисс Льюис, в чем причины того, что после смерти Джемшида вы не сообщили нашей семье о вашем браке и о беременности?

— Я могла бы поинтересоваться у вас, почему Джемшид, как я понимаю, никому не рассказал обо мне, прежде чем отправиться на войну, — язвительно парировала Розалинда. — Он уехал, чтобы получить одобрение деда. Пообещал мне, что, если начнется война, он кого-нибудь пришлет за мной, я смогу приехать в Бакаратские Эмираты и там родить… Как видно, Джемшид не исполнил обещания. Если это не волновало его, то почему должно волновать меня?