Набоб - Ирэн Фрэн Страница 2

От увиденного у него остановилось дыхание; перед ним стоял открытый сундук, а в нем на груде кружев и бумаг лежало то, о чем он уже давно мечтал: два пистолета с серебряными рукоятками. Не раздумывая, Мадек сунул их себе под рубашку. Теперь надо было быстро пробраться в трюм: там, среди бочек и парусины, он мог устроить надежный тайник. Заметив толстого мужчину, вынырнувшего из-за занавеса одной из кают, Мадек быстро склонился над своим ведром. Когда мужчина поднялся по трапу, из-за парусинового занавеса появилась девушка. Вид у нее был немного усталый. Судя по изяществу движений и элегантной одежде, происходила она из хорошей семьи; однако ее нельзя было назвать красавицей: на вкус Мадека — слишком худосочна и шея чересчур длинная. Почувствовав, что рядом кто-то есть, девушка вздрогнула и обернулась, застигнув Мадека на месте преступления. Их глаза встретились. Мадек вспомнил, что уже не раз видел ее на корабле, и попытался улыбнуться. Девушка прикусила губу, словно почувствовала себя виноватой. Глядя ему прямо в глаза, она стала поправлять свой шелковый корсаж, подобранный в тон к зеленым глазам, и растрепавшиеся рыжие локоны. Испугавшись, что она может заметить под его рубашкой пистолеты, Мадек схватил ведро с уксусной водой и ринулся по коридору к трюму. Успела ли она увидеть оружие? Спрятав пистолеты, Мадек решил больше об этом не думать. Он постарался унять дрожь и уже через десять минут вернулся на бак, где находились его товарищи: там их развлекал очередной рассказчик тысяча первой истории о сиренах или о спрятанных сокровищах. Ветер возвращался порывами, паруса начали расправляться. Мадек заликовал: каждое дуновение ветра, наполнявшее паруса, приближало его к Индии.

Мариан долго всматривалась в темный узкий коридор, в конце которого исчез матрос. Ее впервые застали врасплох, по крайней мере, на корабле; на суше, с тех пор как она оставила свое гугенотское семейство, у нее было немало любовных приключений, когда приходилось спешно прибирать постель, скрываться за потайными дверями, убегать на рассвете.

Она собралась было тоже пойти по этому длинному коридору, но передумала: стоит ли куда-то идти в такую жару? Да и коридор скорее всего ведет к грязным кубрикам, где живут матросы, — «пьяная матросня», как называл их Годе. Грязные, дурно пахнущие, сквернословящие мужики… Там, внизу, ей нечего было делать. Скрежет поутих. Корабль снова отправился в путь, к индийским берегам.

Мариан вернулась в каюту, решив поваляться до обеда в постели, придавшись своим фантазиям. В конце концов она заснула. Но спустя час ее сладкий сон нарушили чьи-то крики и ругательства. В этом гаме она с удивлением различила голос Годе. Он доносился с юта. «Еще одно развлеченьице, — подумала Мариан. — Надо посмотреть, что там происходит». Приведя в порядок платье, удостоверившись в том, что прическа не сбилась на бок, Мариан поднялась наверх и увидела Годе, капитана и его помощника.

— Бездельник! — орал капитан на помощника. — Вы просто бездельник и негодяй, Лабушардьер, сукин вы сын! Вы не имеете права бить матросов таким образом. Королевский указ запрещает бить моряков тростью! Дней пятнадцать назад я уже напоминал вам об этом! — И он указал на молодого человека в рваной одежде, скорчившегося на полу возле трапа и вытирающего кровь на виске.

— Но это же Мадек, капитан, это Мадек! — усмехнулся Лабушардьер.

— Мадек! — прорычал тот, явно сбитый с толку.

— Да, — вмешался Годе, пытаясь сохранить хладнокровие. — Он украл у меня пистолеты!

— Пистолеты, пистолеты, — не понимая, брюзжал дю Кенуа. — Отдайте-ка мне вашу трость, Лабушардьер, я запрещаю вам бить людей.

И вполне в духе французских офицеров, жестом, не только властным, но и театральным, он выхватил трость, намереваясь швырнуть ее в море. Но Годе, раздувшийся от важности, свойственной директорам Индийской компании, остановил его:

— Мои пистолеты, капитан. Вы что, не слышите?

Тот побледнел, опустил трость и повернулся к Годе:

— Ладно, но сначала поищите их на баке.

Лабушардьер отправился выполнять приказание.

— Позвольте мне заступиться за вашего помощника, — сказал Годе и указал на Мадека. — Этот негодяй уперся и не хочет говорить, где спрятал оружие. Лабушардьер не сдержался и ударил его. Этот матрос настоящая ядовитая змея.

— А вы уверены, что он действительно виноват? Не могли ли ваши пистолеты где-нибудь затеряться?

— Дю Кенуа! Разумеется, вы командуете на этом корабле, но не забывайте, что и я — человек немаленький и вполне отдаю себе отчет в действиях. Управлять Компанией тоже дело не шуточное…

— Конечно, конечно.

— Сегодня утром пистолеты были у меня. Вы это знаете, потому что я просил у вас разрешения пострелять птиц. Ведь вы помните? Это было возле того острова, который мы миновали. Потом я убрал пистолеты в сундук. Вскоре я вернулся в каюту, чтобы взять последнюю пинту бордо, которую приберег на конец путешествия, и тут обнаружил, что пистолетов нет.

— Ваш сундук был заперт?

— Я доверяю пассажирам, господин дю Кенуа. Кто из сотрудников Компании осмелится украсть у меня оружие? Что касается мадемуазель де Шапюзе, то она проводит почти все дни в кают-компании. — Он немного замялся и добавил: — Мы ведь здесь все моряки. Так вот, Лабушардьер утверждает, что поручил Мадеку надраить полы уксусом. Тот увидел, что сундук открыт, и обокрал меня.

Капитан потер лоб. Он весьма скверно себя чувствовал; ему очень хотелось снять парик. Он так устал командовать. По возвращении из плавания он подаст в отставку. С минуту капитан молча разглядывал Мадека, который по-прежнему сидел на корточках, обхватив руками голову. Сколько лет мальчишке? Шестнадцать? Восемнадцать? Симпатичный, а ведь каналья. Со времени отплытия из Лориана он уже доставил немало неприятностей. В разгар торжественного ритуала в честь пересечения экватора, Мадек, воспользовавшись своим костюмом рогатого черта с вилами, умудрился свести счеты с обидчиками: загнал одного из офицеров в бочку с морской водой и не давал ему оттуда выбраться, так что тот едва не захлебнулся. Экватор — зона священного перемирия, и этого негодяя нельзя было наказать. Однако, когда в гавани Иль-де-Франса он вернулся на борт мертвецки пьяным, его высекли в присутствии всей команды. Редкостная наглость: под ударами он продолжал ругаться. И что с ним теперь делать? Еще раз отлупить? Оставалось надеяться, что пистолеты найдутся. А стоящий рядом Годе буквально кипел от злости: он долго в упор смотрел на Мадека, затем, с трудом удержавшись от того, чтобы не пнуть его ногой, переключился на капитана:

— Пора навести порядок, дю Кенуа! Именно из-за такой вот расхлябанности наши корабли терпят неудачи, а англичане преуспевают в торговле более, чем мы. На судах Компании должна быть строжайшая дисциплина. Без нее все эти наглецы чувствуют себя слишком вольготно: жрут, пьют, спят целыми днями, поминают дьявола каждую минуту. Все они болтуны, придурки и пьяницы, которые только и могут, что толковать о своих идиотских суевериях, о колдунах, о сиренах, о Сатане, об оборотнях. Это у них приправа к мясу и салату на ужин…