Насмешки судьбы - Карен Брукс Страница 2

В зеркале отразилась высокая и привлекательная молодая особа. Покойный судья, отец Флоры, когда-то заметил, что она «элегантно сконструирована».

Ее нельзя было назвать хорошенькой в принятом смысле этого слова, но она обладала редкой индивидуальностью.

Высокие скулы, прямой нос, едва заметные веснушки на матовой коже щек, хорошо очерченные губы и безукоризненные зубы. Можно было бы еще отметить красивую шею и плечи, узкие ступни и выразительные темно-серые глаза. Только что бушевавший жар негодования, казалось, не оставил в них ни малейшего следа. Они смотрели на мир спокойно и невозмутимо.

Флора тряхнула короткой гривкой густых темных волос, словно отгоняя неприятные воспоминания, достала тюбик губной помады, решив еще чуть-чуть подправить губы. На ее коротких, ухоженных ногтях не было лака, а на мизинце левой руки сверкнуло маленькое золотое кольцо-печатка. Женщины обычно не носят таких колец.

Флора опять почувствовала себя уверенно.

Ей исполнилось двадцать восемь лет. Отец, известный в стране юрист, оставил ей приличное состояние. Матери она почти не помнила, та умерла, когда Фло была еще ребенком. Воспитанием, образованием, вкусом Флора была обязана только отцу. В последнюю пору своей жизни он заседал в Верховном суде страны. Отец поощрял страсть дочери к путешествиям, что способствовало углублению знаний на избранном ею поприще искусствоведа. Она давно имела репутацию серьезного профессионала.

Что ж, окончательно решила Фло. У меня действительно нет никаких причин пасовать перед мистером Найтли. Но я не хочу близко подпускать его к себе. Это мое право. Пусть только попробует еще раз переступить черту!

— Я думаю, господин министр, самые известные австралийские импрессионисты вышли из так называемой Хейдельбергской школы. И, это уже совершенно бесспорно, именно они были первыми национальными художниками нашей страны, если не считать аборигенов. Что же касается последних, то, увы, лишь сейчас мы наконец-то научились их по-настоящему ценить.

— Это происходило, очевидно, потому, — заметил министр, крупный чернокожий мужчина с приятной белозубой улыбкой, — что они рисовали Австралию не похожей на Европу.

— Совершенно верно, — улыбнулась Флора. — Господину Найтли посчастливилось приобрести несколько прекрасных работ художников-аборигенов.

— А я бы добавил, мисс Лэтем, что господину Найтли повезло и с вами, — галантно произнес министр. — Я не ошибусь, если скажу, что вы — дочь судьи Лэтема?

— Нет, господин министр, не ошибетесь, — с улыбкой ответила Флора. — Вы знали моего отца?

— Довольно близко. Прекрасный был человек. Но давайте продолжим нашу экскурсию, мисс Лэтем. Мне все это крайне интересно.

Получилось так, что министр провел с Флорой почти час на этом приеме. И надо сказать, что этот факт не остался незамеченным некоторыми сотрудниками корпорации. Они восприняли его с большим энтузиазмом, особенно мистер Кларк.

— Спасибо, Флора, — наклонившись к ее уху, прошептал Билл Кларк, когда молодая женщина наконец осталась одна. Министра тут же подхватило его окружение: его люди провели серьезный разговор с Брайаном Найтли.

— Если нам удастся заполучить контракт на строительство моста в Папуа — Новой Гвинее, то Найтли забудет о тех трех провалах, которые мы совершили за время его отсутствия, — с надеждой добавил Кларк.

Фло взяла с подноса стакан с яблочным соком, посмотрела на Билла скептически и сказала:

— Я бы на твоем месте, Кларк, не надеялась на это. У меня такое чувство, что у нашего босса память отменная. Как ты только работаешь с ним?

Билл Кларк бросил на молодую женщину удивленный взгляд и сказал просто:

— Он — самый лучший в нашем деле.

— Бывает же такое, — пробормотала Фло. — Но я бы на твоем месте не уповала на мою помощь в заключении сделки с министром, Билли.

— Да ты что! Знаешь, какое впечатление ты произвела на него? Ты и картины!

— Министр просто был знаком с моим отцом. Кроме того, он серьезно интересуется искусством.

— Флора, очень часто именно впечатление и решает все, — заверил ее Кларк.

Разговор с Биллом Кларком живо напомнил ей сцену, свидетельницей которой она была сегодня утром в кабинете мистера Найтли.

Флора поежилась, как будто ей вдруг стало очень холодно. Кларк не заметил ее реакции и, довольный, отошел поприветствовать господина, делавшего ему знаки из противоположного угла зала.

Фло вспомнила глаза Брайана Найтли, сверкающие яростью, когда он сурово распекал своих нерадивых служащих, проваливших третий выгодный заказ подряд. Одним из этих несчастных был Кларк.

— Черт возьми, — метал громы и молнии Найтли, — неужели я плачу каждому из вас целое состояние только для того, чтобы вы угробили «Найтли констракшн»?!

— Мы действовали строго по инструкции, — робко возражал Билл.

— Молчать, когда я говорю! — вдруг рявкнул хозяин кабинета так устрашающе, что Флора слегка подпрыгнула на своем барселонском мягком стуле, обтянутом бежевым бархатом. Фло поместилась возле журнального столика, на значительном расстоянии от «линии фронта», и ее присутствие все еще оставалось незамеченным провинившимися сотрудниками. — Когда вы действовали по инструкции в первый раз и провалили сделку — кто должен был сделать вывод?

— Но, Брайан, ты ведь был за границей…

Этот жалкий ответ вызвал улыбку даже на лице Флоры. Кларк осознал свою оплошность и втянул голову в плечи, словно в ожидании удара.

— Оказывается, это Брайан должен был водить вас на помочах! Спрашивается, на кой черт вы нужны этому самому Брайану?

Опять Фло почувствовала, что хоть он и не прав по форме, но абсолютно прав по существу.

— Вы не только допустили промашку, вы повторили ее трижды! Что за этим стоит? Коррупция? Взятки?

— Шеф, шеф, это уже слишком! — опять решился подать голос Билл Кларк, меняя тактику. В его тоне обозначилась откровенная лесть. — Всем прекрасно известно, что только ты один в состоянии проворачивать такие дела! Ни мы, ни кто другой заведомо с этим не справились бы, а тебя в тот момент не было… Зачем сразу — взятки, коррупция! Ты же сам говоришь, что наше жалованье дает возможность безбедно существовать…

— Учитесь! — уже не так агрессивно отрезал Найтли. — Еще один малейший промах — и вы оба уволены. Это все!

Провинившиеся стояли по стойке «смирно» перед массивным письменным столом Брайана Найтли. Им было явно не до того, что происходило у них за спиной. Возможно, Пэм намеренно ввела в кабинет Флору и усадила на разнеживающий барселонский стул, чтобы та насладилась зрелищем этой экзекуции. Но Фло чужой позор чаще всего внушал лишь жалость и сострадание.

Впрочем, подвергнутые символической порке этого знать не могли. Мужчины залились густой краской стыда.

Когда они, едва кивнув Флоре, вышли, она услышала слова, которые могли быть обращены только к ней: